Сибирские огни, 1982, № 6

— Тут же не помещение,— парирует новобранец. — Тут общественное место,—невозмутимо отвечает ларечница. Она, старая фронтовичка, в сговоре с военкомом, но парень-то не в курсе... — А солдату не положено снимать головной убор в помещении,— говорит он важно. — Это знаешь, молодец,—улыбается ларечница.—А пиво пить на службе солдату разрешается? — Так у меня ж служба еще не началась! —не сдается парень. — Тогда снимай шапку. — Не шапку, а брыль,— поправляет он и в последней надежде обна­ жает лысину. — У-у-у, миленький,—смеется ларечница,— а говоришь, «служба еще не началась». Началась она, началась! — И ларечница внезапно звонким старшинским голосом командует: — Кррру-уу-гом! Мы с Борисом хохочем. Смеются мальчишки на той стороне. Улы­ баются вездесущие мичманы и прапорщики, кроме одного, который от­ вечает за этого сорванца. Начинается беседа, которую на счастье обла­ дателя «брыля» прерывает появление музыкантов. Милиция в белых ремнях мгновенно перекрывает движение, мгновенно строится духовой оркестр, и под резкие команды начинается построение в четыре шеренги, спиной к нам, фронтом к военкомату. Нас, родившихся в войну или сразу после нее, было меньше, и воен­ ком говорил перед нами с крыльца. Перед этим батальоном ему приш­ лось остаться на втором этаже. Старый полковник вышел на балкон своего кабинета и тяжело оперся на перила. Железная вязь дореволю­ ционной ковки в его лапах — как паутина. — Солдаты! — начал он.— Я скажу мало, чтобы нам не задерживать людей, которые сидят в троллейбусах и смотрят на нас из окон. Эти люди будут работать за вашими солдатскими спинами, они будут кормить вас и одевать, выполнять ваши нормы на заводах, а вы обязаны сделать так, чтобы их мирному труду никто не помешал. Оглянитесь, посмотрите им в глаза и постарайтесь увидеть ту надежду, с которой они вас провожа­ ют. Идите, детки, и служите так... — ...Чтобы красные звезды на солдатских обелисках от стыда за вас не бледнели! — говорим мы с Борисом и угадываем полностью. Но сейчас нам почему-то совсем не хочется улыбаться. Я вдруг замечаю, как сквозь щель между забором и ларьком прони­ кает белая тень. — Борька,—говорю я,—опять не уследили. Колонна в это время уже повернулась направо и смыкает ряды для походного марша. До вокзала тут всего один километр, и призывникам всегда предоставляют это удовольствие — пройти на прощанье пешком по родному городу. — Баба Вера!—вскрикивает Борис, но белая тень уже достигла своей цели. Она хватает призывников за руки, выхватывает из-за пазу­ хи пирожки и вареные яйца, пытается затолкать их мальчишкам в кар­ маны и при этом тонко, жалобно причитает: — Родненькие вы мои, да никто же из вас больше не вернется, де­ точки вы мои, да возьмите же хоть покушать с собой... О! О! О! Милиционер, который дежурил у калитки ее дома, и офицер ГАИ, преграждавший путь троллейбусу, бросаются к старушке. Все происхо­ дит так быстро, что мы едва успеваем отставить в сторону свое пиво. Но наша помощь уже не нужна: старушку помещают в милицейскую «Волгу» и, обогнув колонну, едут впереди, расчищая путь, а перепуган­ ные новобранцы, восстановив ряды и подобрав ногу под «Прощание сла­ вянки», продолжают свой прощальный марш. За ними по обоим тротуа­ рам тянутся родственники, друзья и невесты, а с ажурного купеческого балкона грустно глядит вослед старый усталый мужчина в полковничь­ их погонах, с полной грудью орденских колодок, тяжелыми руками. — Это ж надо так испортить пацанам проводы,— говорит Борис. — Что с нее возьмешь,— возражаю я.— Потерял бы ты родителей в ПО