Сибирские огни, 1982, № 6

дгкимович и так улыбнулся, что Василиса Мироновна поняла: он обо всем, что было с нею, знаетлучше, чем кто-либо другой. И сейчас она от одной его проницательной и в то же время такой свойской улыбки стушевалась, засуетилась: ’ — Голодный; поди, сидишь? И Ефимыч куда-то запроцастился. И Гали нет... Сейчас я на стол накрою. — На почту они ушли, телеграмму Марине Сорокиной послать. Уговор, говорят, у вас с ней такой был. Услышанное будто толчком преградило путь к столу. Василиса Ми­ роновна едва не выронила хлебницу и вазу с медом. «Тятенька мой родимый... Я всю ноченьку душу и голову ломала о Саввушке и обо всей нашей жизни, а ей, видно, думы о матери покою не дали?.. Ну вот и слава богу, что она сама до всего дошла». — Знаете, Василиса Мироновна,— прервал ее раздумье Николай Евдокимович,— до тех пор, пока я не встретил Соню, я не задумывался, кто есть мои родители, как люди среди людей. Но вот женитьба наша, рождение сына, служба в армии в течение шести лет, вернулся и не уз­ нал отца с матерью: всегда такие всемогущие, пробивные, воинственные в своих взглядах на жизнь, а тут на все готовы, что бы ни сказал, ни предложил. А уж как перед Соней заискивают, стыдно и рассказать. Нет, нет, мы их не обижаем, проведываем регулярно, но... Я это к тому, что и Андрей Ефимович, как и собственные родители когда-то, пока загадка для меня. Но про такое и спрашивать неловко. — Почему он накуролесил столько, что ли? Отчего ж не спросить. Попы раньше, те себе все позволяли, во всем на свете исповедоваться понуждали. Дело житейское, необходимое, почему бы и не спросить?.. Когда я выходила за Андрея, все девки едиганские завидовали... какого красивого да статного парня Василиса к себе залучила! На гулянках и игрищах всегда во всем первый, да еще и в активистах ходил. Какое-то время нардомом заведовал. Колхоз когда образовался, и учетчиком, и бригадиром, а однажды, полгода, даже председателем был. По правде сказать, ему без разницы было, кто он, при какой должности. Он всегда эдаким кавалером ходил — красовался в гимнастерочке. Семейку-то их в нашей деревне Соловковыми, а не Прозоровыми больше величали. Отчего вся деревня смеялась над ними? Была у них кобылка, это еще при единоличности, Солоухой звали. Привезет Ефим, Андреев папаша, значит, на ней воз сена, поставит сани посреди ограды, выпряжет кобылку из оглобель, но ни седелки, ни хомута не снимет. Бывало, по неделе не расхомутывал ее. Солоуха с одной стороны, корова с теленком с другой так и теребят тот воз, пока совсем не прикончат его, если сани не понадобятся. Ефим даже бастрык с воза не снимал. Дрова ежели привезет, тоже с саней не сваливал. Прямо на санях и резали. Сегодня чурку-другую отрежут, поколют, истопят, завтра заново. Зато уж погулять Ефимушка любил... Ни одна гулянка без него не проходила. Песни пел, плясать умел и на балалайке играл бесовски, за все это его и приглашали. А уж тиран был — не приведи господи! На­ пьется, бывалыча, привяжет жену свою Марфиньку к оглобле косами и едет по деревне... Бичом один раз по Солоухе хлестнет, другой раз — по Марфиньке. — А сын... сын-то куда смотрел?! — по-мальчишески звонко во­ скликнул Николай Евдокимович. — Охо-хо, Коленька, времечко-то тогда, понятия какие были... Дети тогда — тише воды, ниже травы... Андрей, по правде сказать, сторону матери держал и вступался, вскидывался, а папаша ему тут же: «Что? В батраки захотел?.. Нет? Тогда нишкни! Отцу отцово, сыну сыново. Не мешай мне жить так, как я хочу!» Вот и Андрей, пусть на свой лад, но папашину куражливость уна­ следовал. Ему уж скоро семьдесят, без третьей ноги за порог не ходит, а все чепуриться ему да хорохориться надо да бороду свою беспрестанно холить перед зеркалом. Про усы уж я не говорю, их-тр он крутит бес­ перечь. И то сказать надо, вернулись бы сыновья с войны, не сгуби я 104