Сибирские огни, 1982, № 5

Только отрешилась я от сознания, как кто-то в самое ухо мне шепчет: «Иди к чаду своему...» ' Вздрогнула я, вскочила, точно ошпаренная, и тут же крик меня оглушил: — Ха-ха-ха! Ув-ва-ва! Ха-ха-ха-ха! Едва опомнилась: филин это, будь он трижды... Он и смеяться, и как собака лаять, и по-детски плакать может. Отмахнулась от филина, стала прислушиваться: вроде бы камешки посыпались с крутика, стукоток донесся... Ага, думаю, наконец-то по­ жаловал, голубчик! Бык, должно быть... Ночью быки обычно ходят. Стоило порадоваться —смолк стукоток. Неужто померещилось мне? Нет... Снова мелкий плитнячок посыпался. ■ Уставилась я на взлобок, но ничего увидеть не могу. И тут, прямо наяву, вроде тятенька мой, на ухо шепнул рассерженно: «Иди к чаду своему!» Жутко мне сделалось. И побежала бы к Саввушке, да тут на взлобке как раз что-то замаячило... Торбок, однако?! Старый бык крупнее и хитрее. Он завсегда молодого впереди себя гонит. Долгонько я подождала... Никакой другой бык больше не появил­ ся. Торбок тем временем припал на колени и ну солонец лизать. Вдруг он вскочил на ноги, заозирался, не иначе что-то почуял. «Неужто уйдет! —обмерла я вся.—Неужто я сплоховала? Так ведь не шевелилась, и ветерок от него в мою сторону тянет?».. Покрутил торбок головой, покрутил и опять опустился на колени. Что, думаю, торбок мой бедный, с тобой мне делать? Выходит, что и тут я над .собой не властна: что бог послал, то и брать надо. Пожалела бы я тебя, другого бы подождала, да так можно и без ничего остаться, а меня Саввушка ждет, и люди, не завтра, послезавтра на стоянку пона­ едут работать, голодные... Прицелилась и бабахнула. Выстрелом меня ослепило и оглушило, едва услышала, как ниже меня что-то повалилось, затрещало. Сижу, не* шевелюсь. А чего бы, спрашивается? Чего это я расселась? Идти ведь надо! Спускаюсь вниз по ложку, куда торбок, по моему расчету, скатил­ ся. Иду, цепляюсь за кусты, ветки так и хлещут, так и секут по лицу и по рукам. От радости ничего не замечаю: хватит теперь мяса бригаде косарей, да и нам с Алтынай Амыра-Санаа выходить. И саму-то ветром только что не колышет: чай все кишки переполоскал. Темень в кустах сгустилась такая, что шаром покати, ничего не видно. И страх душу прищемляет. С чего бы? Трусихой никог­ да не была. Тайга сызмальства для меня что дом родной, а тут вся как есть дрожу. Словом, катилась та моя охота через пень-колоду с самого ухода от. Саввушки. Должно быть, страх за него, оставленного, засел во мне. хотя я в те минуты не думала, не вспоминала про сыночка. Не до того было: раза два чуть было глаза на сучки не повесила, но, слава богу, обошлось. Зашебуршали кусты где-то рядом, на мне волосы —дыбом. Ружье сдернула с плеча, а кырла-то моя не заряжена. Зарядила на ощупь, впопыхах. Опять же рассудок взял свое: куда, в кого стрелять? В ноч­ ную темень палить —пороху у меня и так не густо. Изрядно я поплутала, пока на добычу свою наткнулась: лежит мой торбок брюхом кверху, к кусту привалился. Принялась первым делом обшаривать его. Увериться захотелось, кого в точности мне бог послал. Веду рукой по животу, и вдруг рука на вымечко наткнулась. Потянула я за сосок, а оттуда молочко брызнуло... Тятенька мой родимый! Кого же я жизни лишила! Обмерло все во мне: до того жалко было, до того казнилась. Она ведь мать, как и я. Лежит мараленок где-нибудь под кусточком и ждет ее, как и мой Саввушка меня под кедром.7 97 7 Сибирские огни № 5