Сибирские огни, 1982, № 5

Сесть за стол Тукпаш может в конце осени —после уборки, зимои, в самом начале весны. Может позволить себе немного побыть наедине с чистым листом бумаги вот в эту пору —во второй половине июня. По­ зади самые неотложные дела. Люди заняты кто чем: стригут своих овец, чинят дороги, строят избы, у кого еще нет, воюют с заборами-заго­ нами, тяпают картошку... До начала сенокоса, считай, свободное время. — Я пишу! —повторил Тукпаш, склоняясь над столом. Трудно собраться с мыслями. Надо обрести форму. Начать писать просто так, с ходу? Не получается. И аргамака к байге-скачке загодя го­ товить надо! А на улице такая благодать, такой пригожий теплый день! Если бы мог, Тукпаш цепью бы себя к столу привязал. Чтобы писать, нужна не только чистая бумага. Нужны светлые-пре- светлые мысли, чистая совесть, чистые руки, чистый стол... На столе у Тукпаша ворох прочитанных им книг, стопки тетрадей жены-учитель­ ницы, разрисованные его детьми, листочки. Больше всего рисует сын, первоклассник. Чего он только не изобразил! Танки, самолеты, корабли, машины, тракторы, солдаты с автоматами, богатыри с мечами и копья­ ми... Сынишка и сейчас сидит в соседней комнате, рисует. Видели бы вы, как он рисует! Нет, лучше послушать. — Тр-тр-трр!.. ТичІ Кыу-кыч!... Шыйт-шуйт!.. У-уу. Бамм. Ура-аа!.. Тидильдан-тидильдан-тидильдан! —это гудят, мчатся, стреляют танки, самолеты и военные корабли, рвутся бомбы и снаряды, цокают копыта богатырских коней, звенят богатырские мечи, свистят летящие стрелы. Все это, однако, ничуть не мешает Тукпашу. <— В нашем селе, парни... —пишет Тукпаш.— В нашем селе однаж­ ды вот что случилось. Приехал издалека человек один, в гости». Чтобы писать, необходимо еще одно условие: тишина. Чего-чего, а тишины в доме Тукпаша никогда не было и, должшэбыть, никогда не будет. Здесь всегда словно свадьбу справляют, такой сто­ ит шум и грохот. Две дочки с заводными игрушечными машинами носят­ ся из комнаты в комнату, «бибикают», обгоняют одна другую, визжат, Похожие друг на друга, рыженькие лопотуньи то в одном углу возятся, как котята, то в другом вертятся юлой. Могут взобраться на кровать или диван и начать прыгать с громким криком. Еще две дочери —постар­ ше—пока молчат. Но и им ничего не стоит в любую минуту схватить скакалки и перетряхнуть все половицы. А не то прибегут: «Пап, сказку!» или: «Папа, у нас ногти выросли!» Тукпаш очень любит стричь детям ногти. Посадит на колени и осторожно подрезает чернеющие ноготочки с тоненьких, словно червячки, пальчиков. Пока всем пятерым острижет, глядишь — полчаса пролетело. Стоит хотя бы одному из ребяти­ шек подойти к отцу, тут как тут остальные. Облепят со всех сторон, льнут... Не дай бог оставить на столе какую-нибудь нужную бумагу. Не при­ берешь—после не отыскать. И ручку сорванцы тут же утащат. Если младшая схватит —все стены испишет, скатерть изрисует. «У нас в доме все имеет руки-ноги, ничего на положенном месте не найдешь»,—вздыхает порой Тукпаш, но никогда не сердится. — Эй, эй! Ради бога, перестаньте! Все кувырком от вас! Хватит! Слышите! —это голос матери Тукпаша. Она, возможно, и всерьез пыта­ ется угомонить разыгравшихся детей, но не исключено, что сама добав­ ляет шума, чтобы Тукпаш поднялся, наконец, из-за стола. Стоит только Тукпашу сесть за стол, лицо ее мрачнеет. — На что похоже,—бормочет.—Зачем сидеть без дела? Вон бычок весь опаршивел. Поймал бы его да блох потравил. Как нарочно, только-только поймает Тукпаш интересную мысль, за­ хватит его работа,— мать голос подает: — Тукпа-аш! Ребенок обмочился. Смени штанишки. Или: — Калитка в загоне оторвалась. Иди прибей. 80