Сибирские огни, 1982, № 5

* * * ...Калап вел в поводу Каурого, не спеша шагая за отарой. Поднялся из оврага, а тут Сакылта. Стоит, посмеивается, цветы рвет. — Ты зачем, милая, пришла? — Просто так. Разве нельзя — просто так? — смеется Сакылта. —: Ведь мы договорились..- — Ну и что? Здравствуй, Калап! —руку протянула. — Ты что? С ума сошла? Здороваешься со мной? — удивился Ка­ лап, но руку протянул тоже. — Как же с тобой не поздороваться,—Сакылта опустила глаза.— Целый месяц тебя не видела. Не поговорили ни разу, не побыли вместе... — И правда. Калап пустил Каурого, сел посреди лужайки, голубой от ветренни- ков и алой от кандыка. Сакылта опустилась рядом на зеленый шелк мо­ лодой травы, прижалась к его плечу. Последние лучи заката. Дливные-длинные тени. Все ярче, все гуще краски природы, все четче. Поет взахлеб ранняя кукушка. Птицы гомо­ нят в кустах. Снизу, со стороны стоянки, доносится блеяние овец. Все вокруг живое: живая земля, живые горы, деревья живые, трава живая. Все растет, набирается сил, тянется к солнцу. — Подожди... Как бы Тукпаш не подъехал. — Не бойся. Он по логу Еланду овец гонйт... * * * ...Полдень,- Жара. На водопое овцы Мыйыксу. Отара Калапа уже напилась и спокой­ но пасется у подножья Алтыгы-Арт. С самого восхода солнца бегают овцы, хоть на время угомонились. Окот подходит к концу, работы по­ убавилось. За день ягнятся десять-пятнадцать маток. В теплую погоду с кураганами ничего не случается — сами встанут на ноги, сами сосут матерей. Вечером загонишь их в кошару —и все. Ну, ночью раза два по­ смотреть все же приходится. Повыше зарослей кустарников, на солнечном пригорке, расселись дед Мыйыксу, Калап и Тукпаш. — С этими овцами и с ума сойти недолго,—рокочет баском Мыйык­ су. Он рад не рад, что среди бела дня представилась возможность отве­ сти душу, поговорить.—Верите? Вчера ночью с кровати свалился! Что, думаете, случилось? Сон приснился. Овцы, конечно. Будто только что спустился я из тайги.,Пересчитал отару — двенадцати голов не хватает. Надо же! Давай назад, в тайгу. Когда и доехать успел — пути два дня, не меньше. Смотрю, овцы мои сидят на крыше юрты. А одна больная — синероз у нее — взобралась на дымоход. Обрадовался — слов нет! Бро­ сился к ним... Грох!.. Лежу на полу. Лоб об угол стола разбил. Если есть за что зацепиться — не промахнешься!.. А жена... Докончить рассказ он не успел. Погоняя рыжего коня, из арала выехал Шаты —сосед и родственник Мыйыксу. Увидел чабанов, взмах­ нул руками, словно собирался лететь,—«ээ-э-ийЬ Подъехал ближе, легко соскочил с коня, залился смехом. — Да вы, оказывается, ничего еще! — Обвел пальцем всех троих, крутнулся на месте, плюхнулся на траву.—Я-то думал, совсем ослабели на окоте. Хотел в плен забрать. Вас —своими рабами, скотину —себе... Он снова закатился хохотом. Откуда только брался у такого су­ хонького, тщедушного человека сильный, звонкий голос. — Ждали тебя тут, готовенькие,—огрызнулся Мыйыксу, раздоса­ дованный появлением Шаты, при котором и не поговоришь всласть, только погрызешься с ним. — А про вас, мой старший брат, говорят, будто силы у вас так по­ убавилось, что на спине вороны ночуют,—с ходу прицепился Шаты.—- 72