Сибирские огни, 1982, № 5

донесется гром взрывов. Если случалось Калапу очутиться в это время на какой-нибудь скале, он замирал и, не дыша, любовался отчаянной сме­ лостью летчиков, сражающихся друг с другом не по-правдашнему, но вполне серьезно —с высотой и скоростью, восхищался их мастерством. Так обидно, так завидно ему бывало: почему на одном из этих истребите­ лей не нашлось места для него, Калапа?! Сегодня почему-то эта мысль не пришла ему в голову. «Что со мной,—удивился Калап.—Я же всегда мечтал летать. Да­ же когда точно знал, что не бывать летчиком, все равно мечтал». Кем он был, Калап? Самым младшим в семье, «золотым», которому братья-сестры на землю ступить не давали, мухе на его лицо садиться не позволяли. Все лучшее—ему... Вот и захотел летчиком стать, мечтал о полете. Ему и не снилось, что чабаном будет. Как старался, готовился!.. И завалил русский язык. Ну и что? Мечтать-то никто не запрещал. Калап присел на камень —собраться с мыслями, понять, что же с ним происходит. ...Да, теперь век техники, век ракет, век атома. А у него! Ездит на том же древнем коне,'пользуется той же древней сбруей —хомут, седло, уздечка... Те же древние сани да телега у него. И профессия из древней­ ших—чабан. Живет, как древний его предок, на стоянке, ухаживает за такими же овцами, каких предки пасли... Те же мясо, шерсть, овчина — пища да одежда. И такой же древний инвентарь в руках —камча, вилы, топор, коса да лопата... Вот тебе и век техники, век атома! Дошел ли этот век до него! Можно сказать и да, и нет. Техника работает на полях, запасает сено, доставляет к нему на стоянку. Но, если подумать, все это не для него—для овец. А может, и для него? Как знать... И сто, и тысячу лет точно так же пасли овец. А как их пасти по-другому? Калап часто задумывался над этим. Как разбредутся овцы,—не за­ хочешь, да задумаешься! Огородить бы всю лощину, к примеру, прово­ локой... Как ее огородишь? Где столько проволоки возьмешь? Все равно и вода нужна внутри такого загона, и кошара на случай непогоды. А вы­ бьют овцы всю траву —что делать? Сматывать проволоку? Не-ет, не го­ дится. Овцы—не маралы, не олени, которых можно в ограде содержать. Им простор нужен. Другое как-то придумывал Калап. Вот убегают овцы, а он, не схо­ дя с места, останавливает их. Как? Очень просто. Нужно такое ружье, чтобы из него выстрелить чем-то таким, что разорвется впереди отары и напугает овечек, и тогда они повернут назад. Но так должно разорвать­ ся, чтобы не убило, не ранило ни одной, чтобы даже искорки малой не было — иначе пожар. Что это за ружье должно быть, чем из него стрелять, что должно громыхнуть там, впереди, или разорваться, —до этого он так и не додумался. ...Овечка, как бы чувствуя свою вину, ушла вниз, увела своих ягнят. Калап осторожно спускался со скалы- Вот из-под его ног пока­ тился камень, увлек за собой еще два-три. Набирая скорость, они нес­ лись с горы прямо на могучую лиственницу. Калап сразу признал дере­ во. Оно было такое же высркое, как и много лет назад, только разда­ лось вширь, окрепло, загустело. — Здравствуй, лиственница! —громко сказал Калап.— Как же я забыл про тебя? Ты не сердись. В другой раз приду, привяжу к твоим веткам ленточку... ...В школу он еще не ходил. Все надоедал матери: «Когда я вырасту? Когда стану большим?» —«Когда да когда,—буркнула мать.— Вот под­ нимешься на вершину Кок-Кая, значит, уже большим стал». Как ему хо­ телось поскорее вырасти, стать взрослым, помогать родителям! Решил испытать себя. С немалым трудом взобрался все-таки на скалу! Как он был счастлив! Он теперь мужчина, батыр! Он все сможет! Постоял там, на макушке Кок-Кая, и впервые увидел, как велика земля, а гребни гор вовсе не такие острые, словно лезвие ножа, какими они видятся снизу. Спеша поделиться своей победой, своими открытиями с матерью, он бросился бежать вниз. Не сделал, однако, и двух шагов, как споткнул* 61