Сибирские огни, 1982, № 5

опять будет останавливаться скот в долине возле села, и опять чабаны и скотники постараются застрять поближе к Корболу, станут выгадывать, чтобы зимние пастбища сберечь. Причин найдут сколько угодно. Сошлются на то, что поля еще возле стоянки не убраны, что дела какие-то неотложные остались. Мало ли что придумать можно. И станет вокруг села, как в сказке: передний скот траву ел, задний— землю грыз. А разве в селе у людей скота мало? Где ему пастись, что есть? И ходит этот скот среди лета тощий, ест крапиву да бурьян, а отра­ ве, которую можно на язык навернуть, только мечтает. Наберет личный скот тело только по осени, когда хозяева привезут стога и начнут сеном кормить. 4 Зачем он, личный скот? Как это—зачем? Без своего скота —не жизнь. Без него и людей в селе не останется. В чабаны, скотники поче­ му еще охотно идут? Потому что в отаре или стаде легче и свое содер­ жать. А если рассуждать по-государственному,—большая помощь колхо­ зу от «частников». В Корболу они ежегодно сдают пятьсот-шестьсот быч­ ков да коров, без которых не поднять колхозу план по мясу, не видать премиальных. Зачем личный скот? Да затем хотя бы, что в сельском магазине, кроме крупы да сахара, нечего купить... В маленьких деревнях лучше. Со средины зимы, на солнцепеках, что по соседству, рядом, уже открываются пастбища. Пускай туда своих коров, овец, коз. А в большом селе попробуй, скажем, овечек выпустить. Их тут же собаки порвут. Вот и держат личный скот в загонах с ноября до первой травы. ...Далеко позади осталось село. Пошли одна за другой чабанские стоянки. Вон стоянка Капшуна. За речкой —овцы Тонкура. Чуть даль­ ше—отара Дьиламаш. У всех у них бывал Тукпаш, всех хорошо знает. У каждого свой характер, свой ум, свои привычки, но все, как одий, чест­ ны, трудолюбивы. Несколько дней подряд буран был, а руководство колхоза знает, уверено: чабаны выход найдут. Рядом совхоз был —богатый, прибыльный. Последние годы дела в нем пошли все хуже и хуже. В чем дело? Докопались до причины. Ста­ рые чабаны ушли на пенсию, а молодые не потянули, не смогли, опыта у них не хватило. Все, значит, зависит от человека. «Чабаны...—шепчет Тукпаш.—Вот о ком писать. Но как? Помоги мне, Алтай мой, подскажи...» , ' * * * ....Взобрался Калап на самую макушку Кок-Кая—Голубой скалы, увидел овечку с двойняшками —обрадовался. Эту овечку обнаружил та­ бунщик Каран Кырланбашев. «Пригнал бы сам,—сказал,—да кобылу не могу найти». Она, видимо, объягнилась еще накануне, в полдень. Калап видел, как оттуда спускалось несколько овец, хотел подняться, глянуть, все ли сошли, да так и не успел. Спасибо, Каран заметил... Может, и еще где так же остались матки с приплодом. Пересчитывать отару стало теперь труднее. Последний раз он считал овец перед ненастьем —все были це­ лы. А сейчас? Калап посмотрел с высоты вниз, и ему показалось, что зеленые го­ ры стали подниматься, потянулись к нему. Море, зеленое море под нога­ ми! Он даже растерялся, оглушенный красотой родных просторов. Не заметил, как шапку снял. Земля, его земля! Колыбель Калапа... Нет, не колыбель. Когда-то мать носила его, Калапа, в чреве своем. Теперь весь Алтай носит его в своем чреве. В небе раздался грохот. Сверкая в лучах заходящего солнца, прямо над Калацом стремительно пронеслись два реактивных истребителя. Они часто летали в этих местах. Иной раз закружат, завьются, словно ласточки, над далекими безлюдными вершинами, и, как сейчас, с высоты 60