Сибирские огни, 1982, № 5

к спине прилип. Чья собака? Может, дяди родного Дьеспена? Нет, не похожа. «Иди,—говорю,—собака ко мне». Почему-то жалко мне ее стало. «Пойдем,—говорю и руку к ней тяну.—Мы сегодня овечку ре­ зали, я тебе костей дам и бульону налью». Сама к ней иду. Что за дура была! Собака-то незнакомая. А она клыки скалит и отходит от меня. Я не отстаю, иду за ней: «Чья ты, собака? Как тебя звать?» Она отходит и отходит. И еще помню: глаза прячет... Проводила я ее за тот косогор. Собака с места бегом от меня. Не собака это была —волк! Старый, вид­ но, больной. От бессилия среди белого дня к овцам пришел. А я-то, глу­ пая... Ведь и меня разодрать мог! Вот так и росла... И все-то я работать хотела, к работе тянулась. «Мама, у вашей рубашки ворот распоролся. Давайте, зашью».—«Хорошо, дочь моя, хо­ рошо. После, дочь моя, после. Ты мне не то что починишь рубашку — новую сошьешь. Подожди, когда у тебя рученьки станут большие и лов­ кие».—«Тогда я папе новую шубу дошью».—«И шубу папину дошь­ ешь, доченька. Вот сперва насучим с тобой жилы, навьем нитки. Да и овчины одной не хватает».—«Можно, я казан с молоком сниму с оча­ га?» —«Снимешь, дитя мое, снимешь. Молоко горячее, облиться мо­ жешь, ошпариться. После, после...» Все «после», все «потом»! Рассердилась я. Когда в юрте никого не было, утащила недошитую шубу отца, забралась в кошару, чтоб не уви­ дели... Целый день шила-кроила... Уж наработала!.. Как вспомню, когда это было... Будто второй век живу! Все-таки долгая у человека жизнь. На моей уже памяти —и коммуны, и колхозы, и война... Дети, скот... Скот, дети... Из-за них билась, с ними жизнь прош­ ла... А как в войну доставалось! Отец моих детей на фронте. То ли вер­ нется, то ли там навек останется? А у меня на руках колхозная отара, дети —мал мала меньше. Чего только не испытала! Зарежешь овечку — тюрьма. А есть нечего. Корова Кокийнек, Буренушка наша, всем нам жизнь сберегла. Корни копала —ели. Капканы на сусликов ставила. Одна отару пасла, совсем одна. «За мужа,—сказали,—за братьев, за родителей». О, кудай! За своих близких чего не снесешь? Лишь бы жи­ выми вернулись. Днем пасла, ночью сторожила. Волков развелось!.. Каждую ночь выли. До того обнаглели —к самой изгороди подходили. Еще бандиты-дезертиры появились. А на стоянке я одна с детьми. Кру­ гом ни души. Только ружьем и спасалась. И стреляла. Подойдет кто ночью, что делать? И выстрелишь... Сено заготовить надо, дрова запа­ сти. Кошару, загородку чинить кто будет? Все сама, все сама... А тут еще не верят тебе. Мол, с бандитами связана, скрываешь. Говори, где они? До чего обидно было! До сих пор обидно. Молодая была — выдерживала. Не я одна такая была. Всем доста­ валось. Ну, война кончилась, отец вернулся, дети подросли... Только сейчас руки-ноги узнали, что такое покой. Можно в гости по аймакам ездить, людей посмотреть, новые земли-долины увидеть. Из-за тех же детей, к сватовьям сколько ездила! Дети-дети... Девять их у меня. Тяжелое это слово «дети». Чего с ними не примешь! Вырос­ ли. У самих дети. До сих пор то один, то другой: «Приезжай, мама». Со­ скучились? Как же! Приедешь, а у них Или ребенок заболел, или сами куда-то уезжают, дом оставить не на кого... Хотя бы Калапа моего возьмите. Этот рядом, не позовет —совестливый. Да не усидишь дома, когда отара у него котится, когда помощь нужна. Не забывают меня детки мои, не забывают, наведываются. — Вы, мама-энэ, шапку себе новую справили из лисьих лапок? Какая красивая! Можно примерить? Раз надели, можно и не снимать... Из города приедут: — Мяса побольше варите. И с собой бы нам барана увезти. Хотя бы на денек-другой остались сена накосить. Ку-уда там! Привезли мне из колхоза премию—часы золотые. «За многолетний ваш труд»,—сказали. Такие же часы Сакылта получила. А мне они за- > .56- - г- .4г - іу*' і