Сибирские огни, 1982, № 5
бирая дороги. Поводья хоть тяни не тяни —без толку. Долго ли коню оступиться? А вчера наступил на сук, тот разломился с треском, так у Гнедого и ноги подломились, и сам весь обмяк с перепугу, даже на бок завалился. Хорошо, что в мох угодил —мог бы Тукпашу ногу при давить. Как только Сакылта ездит на нем, возит воду и сено? Если Кер-Ат в упряжке, только и гляди на дорогу и по обочинам: нет ли чего, что мо жет его напугать. А сядешь верхом —не своди глаз с ушей Гнедого и будь в постоянной готовности удержаться в седле, если он прянет в сто рону. С норовом, с характером конь. Седлаешь его—ни за что не даст затянуть подпругу. Хотел как-то Тукпаш переупрямить его, так Кер-Ат зубами за плечо хватанул. Ладно, телогрейка была надета —и сейчас клок белой ваты из нее торчит. — Сменил бы я ГнедОго,—говорил Калап,—да в колхозе тягловых коней и так не хватает. И потом жалко его. Он не уросливый. А силы в нем! Вот нагружу на телегу в складе тонну соли или отрубей —в лю бую грязь довезу до стоянки. Телега, громыхая и треща на кочках и кротовинах, медленно та щится вниз: «култ-калт, калт-култ...» За ней тянется черный извили стый след, который тут же заносит снегом. Снег налипает то на одно, то і*а другое колесо, они пз круглых превращаются в эллипсообразные, с зазубринами, телега от этого кренится, резко бьется —- трах! —то в од ну, то в другую сторону. Сегодня это пятый рейс Тукпаша по маршруту «стоянка —отара, отара —стоянка». Он уже перевез восемь овечек и одиннадцать ягнят, Калап наверху с отарой, следит, чтобы не удрала в горы, а Тукпаш под бирает и отвозит приплод. «Чабаны-чабаны...—размышляет Тукпаш.—Какие они нужные в жизни люди! В жизни, для жизни... Как написать об этом? Как пока зать это? Необходимые люди. Великие труженики. а Ведь их ра бота... Хотя бы сегодня... Во сколько раз масса отары превосходит соб ственный вес чабана, а во сколько раз больше его эти горы? В сравне нии с этой снеговой тучей чабан —молекула, атом! А он не сдается, дух его крепок. Это они, чабаны, кормят и одевают весь мир. Человечество, конечно, питается и растительной пищей, но без мяса прожить не смо жет. Особенно на холодном севере, среди гор или в песках пустыни. Да есть ли на земле места, где бы не держали скот? Нет такого места! Зна чит, всюду есть такие работящие люди, которые выращивают живот ных, люди с ласковыми, добрыми .сердцами. В Горном Алтае вряд ли кто не связан так или иначе со скотом. Алтай —пастух, чабан всей стра ны. Все работают, чтобы множился скот. Даже те, кто и в глаза не видел ни овечки, ни коровы, кто сидит-корпит над бумагами. И они живут и работают ради скота! Начиная с первого секретаря и кончая вахтером на какой-нибудь базе... Чабан! Пасет он восемьсот-девятьсот овечек. Весной, с приплодом, отара достигает полутора тысяч голов. И управляются с ними двое, в лучшем случае трое. Если одна овечка стоит примерно сорок-шестьде сят рублей, сколько же вся отара? И сколько дохода дают народу эти два-три человека? И мясо, и шерсть, и овчину, и приплод... Бьется, старается чабан, чтобы овцы были сыты, справны, чтобы давали они больше мяса, шерсти, овчины, приплода. Только в справной отаре не будет падежа. И весь год в постоянном напряжении чабан. Легко ли выдержать такое? Выдерживает только мужчина из мужчин, моло дец из молодцов. А сколько всяких напастей против овечек и, значит, против него, чабана? Не перечесть! Чуть не так поступил, недоглядел, упустил, не придал значения, и начнется повальный мор. Все, все против овец: ’мо- розы, бураны, глубокие снега. Чего стоила прошедшая зима! Дождь, град, молния —тоже против овец. Ранняя зима —плохо. Затяжная, не здоровая весна —еще хуже. Засушливое лето, куйгек —совсем худо. Птицы, звери, воры—все против овец. А каких только болезней у них 51 4»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2