Сибирские огни, 1982, № 5

нибудь за спины спрячется. До того-то он всегда в первом ряду садился, с трибуны громче всех критиковал. Год спустя Мыйыксу получил хороший приплод, выполнил план по шерсти. Но люди говорили, что надорвался МыйыкСу. Чего удивительно­ го? Мог и надорваться. Такая работа, а он все-таки в годах. Думали, все, конец старику. Он на лошадь сесть не мог без посторонней помощи. А это —последнее дело, позор для мужчины!.. Все-таки помалу опра­ вился Мыйыксу, ожил, повеселел. Опять зачастили к нему на стоянку бригадиры, зоотехники, ветеринары. Как и прежде, два казана на плите, всегда чай горячий, всегда любимому гостю рады. «Откуда у старого силы взялись? —размышлял Тукпаш.—Что его заставляет снова и снова испытывать судьбу? Кто знает, как у него нын­ че окот пройдет? Всякий раз это, как говорится, темный лес, каждый раз по-другому бывает. Сколько бы лет чабан ни проработал, его дрожь пробирает, едва об окоте вспомнит. А Мыйыксу, похоже, и не собирается сдаваться. Вон как лихо на коне скачет!..» Ягненок, которого нес Тукпаш, тяжелел с каждым шагом. Как ни за­ щищал он его от ветра, продрог малыш и устал, конечно. По счастью, сквозь пелену снега засерела стоянка. Стоянка... Какая она у чабана? Притулится, присосется к подошве горы, как клещ-шапшык, или затаится в ложбине, укроется подолом тай­ ги. А надо еще, чтобы место было солнечное, и от воды недалеко, и к дро­ вам близко. Любая стоянка радует путника уже тем, что она есть, зовет, притягивает к себе, но в то же время и пугает —как-то встретят собаки?.. И у Калапа стоянка, как многие,—длинная, несуразная, сгорбивша­ яся на неровностях местности кошара, крытая соломой, рядом малень­ кий тепляк, зарывшийся в навоз и укрывшийся за ополовиненным сто­ гом. За ними— избушечка с казанок, вросшая в землю. В этой избушеч­ ке еще мать и отец Калапа жили. В ней сам Калап родился. Теперь в ней хранят зимой комбикорм и отходы зерна, а в эти дни разместили де­ сятка два овечек с ягнятами. Вокруг всевозможные засоны-пригоны, из­ городи, стожки, бурты навоза —целая гряда холмов. Поодаль —избенка чабана в одно окно, с шиферной крышей и сенями, покрытыми толем. У самых дверей —почерневшее основание шестигранного аила. Каждый год собирается Калап покрыть аил, да руки не доходят. Может, и сделал бы, да запретили обдирать с лиственниц кору..: А без аила плохо. Осе- ' нью и весной прямо беда —приходится в избушке пищу готовить, очень жарко, и мухи донимают. Что еще на стоянке? Коновязь трехступенча­ тая, побелевшая от дождей и времени, обглоданная лошадьми, с выби­ той вокруг копытами воронкой. Вся стоянка завалена снегом. Только круглый загон, где ночевали овцы, в желтоватой грязи. Мало осталось таких старых стоянок, хотя не так уж и мало. Колхоз, по возможности, обновляет по две-три стоянки в год. Посмотрели бы вы на новый чабанский зимник! Кошара из толстых лиственничных бревен, с потолком, поі шифером. В ней всю отару укрыть можно. Тепляк больше, чем клуб в иной деревне. Везде побелено, водяное отопление проведено. В этом году колхоз обновляет стоянку Мыйыксу. Там сейчас работа­ ет бригада гуцулов. До стоянки Калапа, по всей видимости, доберутся через год. Неожиданно рявкнул и, перескочив через изгородь, набросился на Тукпаша Казар —чернопегий кобель Калапа. — Уй! —испуганно вскрикнул Тукпаш. Пес тут же признал его и, стыдливо опустив голову, ушел за кошару. Первые дни он прохода Тукпашу не давал, и, чтобы войти в доверие к нему, приходилось держать в кармане кусочек хлеба. Теперь Казар при­ вык. Из-за старой избушки показалась Сакылта. Она несла на спине на­ вильник сена. За нею шла мать Калапа —тоже с вязанкой сена. Позади плелась обиженная дочка Калапа, поссорившаяся, видно, с бабушкой. Девочка хватала старушку за подол, а та ругалась: «Отстань! Не до тебя!» • • 44 '