Сибирские огни, 1982, № 5

Днем на крышах стаял снег, кошара и тепляк, крытые соломой, бурьяном, протекли насквозь. Под стены просочился ручей из лощины. И так —целую неделю. За ночь снег навалит, днем растает, к вечеру — мороз. Как водится, одно к одному: сакманщиков не хватает, .сена и ком­ бикормов почти нет, пастбища за зиму повыбиты. Проклюнувшуюся зе­ лень хватило морозом, она побурела, замерзла. Овцы, голодные, объяг­ нятся и, не посмотрев на детенышей, убегают. Молока у них нет, им бы самим выжить. А как некормленных ягнят сохранить? Напали на молод­ няк всякие болезни —простуда, понос, вертячка. Глядишь, выкарабкал­ ся кураган, справный стал. Он и родился, когда еще тепло было и наедался. Вдруг откинет головенку назад, упадет и весь задергается. Раз такая болезнь напала, считай —все, конец. Уже не вылечить, не выходить. Каждый день падало по двадцать-тридцать ягнят. Даже обдирать некогда было. Мыйыксу оттаскивал их за кошару, закапывал в навоз. На самого старика смотреть было страшно: лицо опухло, землистого цвета стало, глаза красные, сгорбился, еле ноги волочит. За считанные дни сдал. Бродит по стоянке, весь в навозной жиже, на кирзо­ вых сапогах чуть не по пуду налипло, бормочет: «Эх, отара, отара... на­ родная, колхозная... Никогда такого не бывало, никогда...» Будто ума лишился. Боялись одного его в кошару пускать —как бы руки на себя не наложил. Овцы не переставали ягниться. Что ни день —еще штук тридцать пять-сорок. А в один буранный, ветреный день окотилось пятьдесят две овечки! Тукпаш в таком же чабанском плаще, выбившись из сил, та­ щился за отарой и подбирал на снегу ягнят. Не было возможности хотя бы заметить, от каких они овечек. Матки на детенышей и не оглядыва­ лись. В такую слякоть, в снег сколько донесешь до кошары? Ну, десять, пятнадцать. На большее не хватало, ноги не держали. Как надеялся тогда Тукпаш, что придут люди, помогут. А откуда бы взялись они, помощники?.. Сидел человек в городе или селе, в тепле и сытости, в ус не дул. Что бы ему на два-три дня прийти, чабана выручить. Сколько бы ягнят он спас! Себя и многих пищей, одеждой обеспечил. Вот донесет Тукпаш ягненка до стоянки, а там сухого места нет, по­ ложить некуда. Вечером вернутся овцы, к малышам не идут. Глядишь, уже скрутило ягненка. Лучше бы и не приносил! А как живого бросишь? Сакманщицы, тоже голодные, промерзшие, работали до упаду. При­ готовить что-нибудь поесть негде и некогда. И самое обидное —весь труд насмарку. Ягнята мерли, как мухи. Мысли у людей мрачные, нервы взвинченные. Отсюда грубость, обиды, ругань. Дошло до того, что во всем стали обвинять Майыксу: «Старый человек, а обычаи позабыл. Что бы перед началом окота тосов-духов угостить-задобрить. Алтай-батюшку попросить...» Сакманщицы —старухи. С ненастьем обострились у них бо­ лезни, ревматизм проснулся. Поносили они весь свет, бога и начальство. Их понять можно. Не то что голод утолить —приткнуться негде: избуш­ ка полна ягнят. Стоит зайти человеку, они с ревом кидаются, липнут к ногам, хватают за подол. И ночью места не найдешь, чтобы хоть на ча­ сок вытянуть натруженные ноги. Прикатил на «Волге» председатель. Зубами скрипит. Набросился на Мыйыксу: — Ты коммунист, а у тебя ягнята дохнут! На бюро райкома тебя вытащу! Мыйыксу в ответ: — Тащи, тащи! Сколько лет обещал тепляк построить? Где сено? Где комбикорм? Вместе пойдем на бюро. Вместе будем отвечать! Ушли оба за кошару. Одна из сакманщиц уверяла, будто слышала, как они там сцепились —кости трещали. Все, конечно, могло быть: оба в заботах, в беде, разъяренные... Пришли обратно, однако, спокойные и разговор был нормальный. Когда в конце посчитали, на сто маток пришлось по сорок пять яг­ нят. Никогда у Мыйыксу такого не бывало. Вконец расстроился старик. В деревню не спускался, людей стал избегать. На собрание придет, где-' 43