Сибирские огни, 1982, № 5

Поместили всех овечек в тепляк вместе с ягнятами, распределили по клеткам. Вышли, постояли, послушали отару: может, где еще замека- ет или застонет овца. — Вот такая жизнь,—вздохнул Калап.—Целый месяц так будет, Смотрите: трактора! Тукпаш увидел вдали много огней. — Когда я к вам ехал, они в Дьан-Дьалане пахали. — Рано они пришли сюда. Значит, хорошо у них идет работа. Им что! Тракторы новые, сильные... А у нас? Э-ээ,— наклонился он над овцой.—Эта к утру родит. Давайте-ка заведем ее в тепляк, * * * ...Валит и валит снег. Пополам с дождем. Набухшие влагой темные снежинки тяжело, отвесно падают на землю. Прямо на глазах растет, пухнет снежный покров. Сквозь плотную сетку мокрого снега ничего не видать. Не слышно и блеяния овец, ушедших вперед. Все пропиталось сыростью, даже воздух водянистый. Холодно, знобко, скользко, неуютно... Хуже нет такой погоды. Сколько она хлопот доставит! Скот отощает, слабые овцы не выдержат. А уж про ягнят и говорить нечего. Влажное холодное облако расползлось по всему, небу, проглотило горы и долины, свистя и клубясь, давится, шалое, рассветом. И никакой надежды, что прояснится. Может быть, весеннее солнце поднимется по­ выше и пробьет эту промозглую сырую пелену, тогда и снегу растаять недолго. Кляня все на свете и втайне веря, что погода наладится, Калап и Тукпаш молча ехали верхами позади отары. Овцы недавно вышли из загона, грязные от навозной жижи, промок­ шие от дождя. Шерсть прилипла к спинам, и кажутся овечки маленьки­ ми, щуплыми. У суягных отвислые, распирающие бока животы. Посмот­ ришь на них —жалость берет: голова да живот... — Вот проклятое ненастье! —бьет всердцах Калап концом чумбура коня.—И никому не пожалуешься. Что за Алтай! Что за кудай— алтай­ ский бог, если он существует! Разве не видит, не слышит, не жалеет нас? Точно: бога нет! Наше счастье, Тукпаш, что овцы еще в силе. Тощие и воду с шерсти не стряхнут. Холод их проймет, тогда болезни пойдут, па­ деж начнется. А сегодня нам все равно достанется. В непогоду у овец голод сильнее. Поиграем мы с отарой в'кошки-мышки!.. Тукпаш сгорбился в седле, молчит. Поверх телогрейки он надел за­ пасной плащ Калаца и боится шевельнуться, чтобы плащ не промок. Все равно где-то есть дырочка —время от времени по спине бежит холодная струйка воды. Калапа тоже порой пробирает дрожь, будто он бредет по воде в насквозь отсыревших валенках. Неделя прошла, как Тукпаш сакманит. Втянулся, привык. Кажется, во всем теле и с мизинец кусочка лишнего не осталось.' Наверное, так чувствует себя спортсмен или $какун, подготовленный к соревнованиям. Как и в первый день, устает Тукпаш, дает о себе знать недосып, но все же он бодр, ощущает в себе большую силу. Надо сейчас взобраться на вершину этой горы, чтобы согнать овец,—никакого труда не составит. И раз, и два сбегает туда и обратно. И ноги дрожать не будут, и дыхание не собьется. Разве что'лоб испариной покроется. Лицо его, белое, как тво­ рог, покраснело, продубело на солнце и весеннем ветре. Выросла боро­ денка —рыжая, реденькая, а некоторые волосинки медно-красные, золо­ тисто-желтые. Калап посмеивается: «О-оо,—говорит,—вам ни мушки, ни червяка не надо, чтобы хариусов ловить. Привязал волос, из бороды к крючку — вот и приманка». Неделю Тукпаш дома не был. Беспокоится: как там жена, дети, но раз о них ничего не слыхать, значит, дома все в порядке. Вот бы еще по­ года наладилась,,. Ягнята пока что—тьфу, тьфу, тьфу! —держатся. І І /