Сибирские огни, 1982, № 5

молчит. Не Мыйыксу- - радио. Батарейки и тогда уже слабые были. Я только сводку погоды слушал. — Старик мог и не знать,—улыбнулся Тукпаш.—В его годы тран­ зисторов не было... — Что-то у нас, люди, разговор разгорается,—мать Калапа приня­ лась мыть посуду.—Надо бы притушить его вовремя. Я если заведусь, до утра не замолчу. Ни к чему это... Дня три, что ли, назад девчонка од­ на приезжала из Корболу. С книжками. Я ее поругала: «Ты что привез­ ла? Разве не знаешь? Если Калап или Сакылта книжку в руки возь­ мут,—как слепые и глухонемые будут. В другое время приезжай, дочь моя». Досталось мне, конечно, от Калапа и Сакылты. Но все же права я, права. Не зря говорят: делу время, потехе час. А сейчас не то что часа — минуты жалко. И ты, Тукпаш, кино свое тоже не привози. Просидят лю­ ди ночь, не выспятся, как будут работать?'Устанут, присядут где, ягнен­ ка и недоглядят... После, после... Все после!.. — Книги, кино...—прохрипел Калап, с натугой стягивая кирзачи.— Мы про праздник забыли! Первое же мая прошло. Да что говорить... Когда это мы в мае праздновали? Не до праздников. Спать надо... Тукпаш вышел из избушки, вытер рукавом потное лицо, глубоко вздохнул. Темень загустела, вокруг все замерло: ни звука, ни движения. И овечек не слыхать. Резко похолодало, но не исчез тонкий запах зеле­ ни—запах весны. — Надо писать, надо...—шептал Тукпаш, глядя на темный лес за серой поляной.—О ком еще и писать, как не о чабанах? Но как? А что, если взять да и написать об этом окоте, о Калапе? Трудно через одного человека показать всю жизнь чабанскую. А если взять еще старика Мыйыксу? Он и работал, и воевал. Можно и про него. Да про любого можно. Все работящие, у всех интересная жизнь... Хорошо надо напи­ сать. Чтобы вся страна узнала. Страна! Весь мир чтобы узнал, что жи­ вут в горах Алтая такие прекрасные люди, замечательные люди... Тукпаш шептал, глядя на небо, усеянное пылью звезд: — Пишут о чабанах. А как пишут? Обязательно про то, как чабан попал в какую-то беду и вышел победителем, одолел ее. К. примеру, ча­ бана или чабанку застиг буран. В это время, конечно, должны появиться волки, которых давно истребили. Чабан или чабанка ни за что не бросят отару —они даже не подумают об этом! Два-три дня будут они брести с овцами, сбивать их в кучу, отбиваться от волков. В конце концов их, обессилевших, закоченевших, чуть не при смерти, найдут комсомольцы на лыжах... Другой вариант: тот же бура-н, те же волки, но отара с пере­ пугу бросилась как раз в ту сторону, где крутой яр или обрыв. Чабан, конечно, скачет во весь опор, чуть не загоняет коня (может и загнать!), но останавливает отару на самом краю обрыва. А бывают такие случаи? Бывают, конечно. И не обязательно с чабаном. И со скотником, и с та­ бунщиком... Но лучше написать о самом обыкновенном, о работе, о са­ мых обычных мыслях, обычной жизни. Безо всяких выдуманных роман­ тических, героических подвигов чабана-батыра, чабана-стоика. Пусть кто-нибудь попробует поработать, как он, столько вытерпеть, вынести, выстоять!.. Продолжая размышлять вслух, Тукпаш говорил все громче и громче: — Нельзя, нельзя так писать! Выбрал чабан место поживописнее, повыше, уселся на камушек, начал играть на дудочке и петь. И поет он, что все прехорошо, распрекрасно и презамечательно. А овцы преспокой­ но пасутся рядышком или, скажем, окружают чабана и слушают его песню... Посиди-ка, попой!.. Я сегодня посидел... Он вспомнил, как прошлой зимой в урочище Сары-Чет помогал своему родственнику. У того на руках восемьсот сорок две головы мо­ лодняка! Вот досталось тогда! Один с отарой уходит, другой с тощаком остается. Работы по горло: сено привези и раздай, воду доставь, дрова заготовь... Был у них ведерный закопченный чугун. Вскочат они чуть свет с нар, заложат в чугун мяса, нальют воды, посолят, поставят на го­ 39.