Сибирские огни, 1982, № 5
Всю осень хромала, в тело не вошла, вызимовала трудно, а теперь — двойню кормить. Ты, Сакылта, присматривай за ее детенышами. Не на едятся они. К этой, круглорогой, хоть по разу в день подпускай. Такая она, круглорогая, справная, а родила почти что мышь!.. Вот у этих двой няшек мать молочная. Эти сыты будут... Э-ээ, люди, а ведь у этой чужой ягненок! Не такой у нее был: голый весь, длинноногий. Где же он? Здо рово! Ты куда забрался? В чужую клетку перелез!.. — Вот почему желтолобая не принимала его,—Сакылта перемени ла ягнят.—А я собиралась, ее стреножить... Вчерашние, которые замерза ли, оклемались, ничего уже. Я им коровьего молока давала. Разобравшись с овцами, прикрутили фитиль в фонаре, вышли из тепляка. Жадно вдохнули свежий воздух. Сакылта направилась к коро вам и телятам. Калап подвел Тукпаша к загородке, за которой стояла копна сена, а сам привязал на аркан Кула-Ата, потом привел Гнедого и поставил его чуть подальше. Тукпаш выбросил два больших навильника сена. — Еще один, и хватит,—сказал Калап, поделив коням сено поров ну.—Еще по ведру комбикорма дайте им. Отпустил бы пастись, да этот черт—Кер-Ат, такой бродяга, его после полдня ловить будешь. Вы его и тут покрепче привязывайте, а то все у Каурого отберет... Счастье наше, сена почти хватило. Мать и Сакылта косили —я все время в тайге с ов цами был. Три здоровенных стога поставили. — По нынешнему году это очень хорошо,—согласился Тукпаш.— Мы своим коровам давно сена не даем. Утром выгоняем со двора, за крыв глаза. Где, как, сколько они себе корма добудут,—и не думаем. А что поделаешь? Полкопешки осталось —телятам бережем. Трудно пришлось... Я под самым Тукушем косил. А дорога туда? Полтора часа на своем «Восходе» в один конец. И то, если погода. А в дождь не зна ешь, доедешь или нет. Доберешься —тоже радости мало, косить нечего. Так, носком литовки ковыряешь... — Трудный, трудный год... Обычно на солнечной стороне Устугы- Арт отара не меньше месяца паслась, а нынче за неделю все подобрали. Оба замолчали. Стало совсем темно. Тихо вокруг. Овцы улеглись. Лошади шуршат сеном. В лесу тоже тихо. Небо высокое, незамутненное, все звезды пересчитать можно. Тукпаш снова поймал себя на мысли, как легко и покойно ему здесь, в горах, после больших городов с их грохотом и суетой, с машинной во нью и дымом заводских труб, с многолюдьем, с домами-скалами, да вящими душу. Усмехнулся: пройдет полгода, от силы год,.и снова потя нет его в эту людскую толчею, в этот грохот и суматоху. А тут, на дале кой чабанской стоянке, все по душе—даже это нагромождение кошар, тепляков, загонов, изгородей, блеяние овец, запах навоза... А люди, ча баны? Их Тукпаш почитает больше других, к ним относится с особым уважением. Здесь все успокаивает, здесь, как нигде, светло в мыслях. Каким спокойствием, мудростью веет от волнообразных, покатых греб ней гор, так отчетливо чернеющих на фоне ясного неба. «Родина моя...—шепчет Тукпаш.—Родина моя... Связаны мы с то бою навсегда». Не зря говорят: «Если хочешь узнать, что за люди живут в деревне, посмотри на окружающие горы». Если гребни гор резки, рваны, торчат шильями и готовы вот-вот обрушиться, а на кручах стоят архары,—и в селе живут люди резкие, вспыльчивые, смелые, открытые, но отходчи вые. Вокруг иных сел покатые горы, широкие поля, круглые поляны. Так и знай, тут люди спокойные, рассудительные. Они все рассчитают, обду-^ мают. Их нелегко расшевелить. А есть такие села: до воды близко, до дров —рукой подать, покосы рядом. Вокруг густой лес, за аралом речка белопенная, кукушки не умолкают, цветы душистые, по коврам-полянам козлы-элики ходят и вместе с белым молочным туманом спускаются на водопой и долго, задумчиво стоят над речкой, роняя звонкие капли в во ду. Куда ни ступишь —любая ягода под ногами. Шагни в сторону — орехов не оберешь. Глухариный ток —прямо у поскотины... Кто тут жи- з8'
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2