Сибирские огни, 1982, № 5
тяжное «а-а-аа!», трещат сучья, слышен топот сотен копыт, колышутся сотни спин и хвостов. Не отдавая себе отчета, Тукпаш тоже заорал во всю глотку: «А-а-аа!» и тоже рванулся к речке, обгоняя отару. ...Несколько овечек уже перебрели на другой берег. Тукпаш с ходу перемахнул через речку. Набрал полные голенища воды. Ичикей! Бр-рр, холодно!... Берег топкий, сапоги чуть не увязли. Все же перебрался через болото по кочкам, взбежал на крутизну яра. «Ну вот,—обрадовался.—Теперь вы у меня никуда не денетесь!» Сел на плоский камень, снял сапоги, вылил из них воду, выжал портян ки и обернул поверх голенищ, чтобы быстрее просохли. Подставил раз горяченное лицо весеннему ветерку. Можно было не спеша осмотреться и передохнуть. — Тьфу! —ударил себя Тукпаш по колену.—Не соскучишься! Отара разделилась надвое, и часть овец преспокойно брела через Малый перевал Алтыгы-Арг. Как говорил Калап, так и вышло: сейчас они спустятся на Круглое поле, к отаре Седорко... Где уж тут обсыхать! Намотал мокрые портянки, натянул такие же мокрые сапоги, готовый бежать на Алтыгы-Арт, но остановился в нере шительности: а этих как бросить? Ну что за человек Мыйыксу? То ли чаевать уехал, то ли сидит где- нибудь в затишке и в ус не дует, а тут такая беда может произойти. Все больше и больше овец, утолив жажду, выходило из воды. Аппе тит у них разыгрался. Часть разбрелась по ивняку на противоположном берегу, а часть потянулась к еще одному перевалу —Кок-Кая. Этого только и не хватало- На Кок-Кая такой бурелом, такие дебри —там и с собаками овец не соберешь. «Эх, жизнь чабанская!.. Все время бегом, бегом... Овечки ни минуты покоя не дают. Сытые —бегут. Голодные —тоже бегут. Как только Ка лап с ними управляется? Вот чертовы животины! Колбасы живые!..» — Уй! —крикнул на бегу Тукпаш. Овцы не остановились. Он пересек им путь почти на половине перевала и стал гнать к тем, что остались у водопоя. В кустах увидел ржавые консервные банки, на низанные на проволоку,—должно быть, Калап или Сакылта оставили. Поднял эту погремушку и тряхнул что было силы. Овцы побежали быст рее. Но радоваться было нечему: на яр, где он собирался передохнуть, взобралась уже изрядная часть отары и, набирая скорость, приближа лась к овцам Мыйыксу. — А-ай! Аа-ай! Стойте, курдюки-бурдюки! —орал Тукпаш и бежал, бежал так быстро, как и в армии, наверное, не бегал. Дыхание перехвати ло, ноги не слушались, кололо в животе. Казалось, вот-вот свалится и— конец. А остановиться нельзя. Скорей, скорей!.. Бывают все же счастливые минуты: навстречу мчался, как на байге, всадник. С гиканьем, размахивая плетью. Мыйыксу! Тукпаш перешел на шаг. Старик ловко разделил отары, разогнал их в разные стороны и под скакал к Тукпашу. Буланый конь его был весь в белых ошметках пены, яростно рвал удила —он жаждал движения! Мыйыксу тоже не остыл от скачки. Круглое лицо его, казалось, вот-вот вспыхнет. — А-а, Тукпаш! —справился с дыханием.—Здесь нынче? — Да. — Почему не ко мне? — Решили к Калапу послать. — К Калапу... Ух, председатель!... А мне кого? — Кого-то пришлют. — Кого-то... Дождешься! Хорошо, что ты не пустил овец на Кок- Кая. Видел я все, да никак не мог раньше выбраться из кошары. Ох, и набегался... Будто пожар в моем доме. Сорок овец объягнились. Только- только разобрался, у какой овечки какой ягненок... Ф-фу, парень, и не говори! Все одно к одному. Вчера дождь целый день лил. Позавчера ве- 27
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2