Сибирские огни, 1982, № 5
ках, отнести вниз, чтобы после из-за него опять не подниматься сюда, в такую высь. Коня еще Придется вести в поводу... — Достанется нам сегодня, Кула-Ат...—Калап отвязал Каурого.— Стой, стой! Запутался: сам виноват... Где же наїли овечки, а? Как дума ешь? Куда ушли? Он снова подхватывает ягненка. Каурый осторожно спускается по зади, то и дело приседая на задние ноги. И овца путается под ногами, мешает коню, сердит его. Хорошо, что Кула-Ат привычен к овцам —не затопчет. Калап замечает с десяток овечек, бредущих вниз по противополож ной стороне лощины. Кто их остановил и гонит с вершины? Сами они ни за что не вернутся. Калап останавливается и хватается за сук. Долго гадать не приходится: сверху слышится окрик-: — Уй, черти! Куда, куда-аа? Сакманщика прислали! У Калапа отлегло от сердца. «Кого же ему в помощники дали? Хорошо бы человека работящего, понимающего...—Он садится на полу плаща. Можно малость передох нуть, отдышаться.—Как хорошо-то!.. Заодно и ягненка пока под дерево положить... где посуше. Вот хотя бы под это, что ли?.. Да-а, дурная го лова ногам покоя не дает —с самого утра не присел ни разу... Во-от, здесь тебе, глупыш, будет в самый раз. А ты, овечка, знай свое дело^— вылизывай детеныша. Он быстрее на ноги встанет. Хорошенько лижи, хорошенько! Нынче тебе полегче будет, не то что в прошлом году: двоих ненасытных обжор выкормила...» Калап закрывает глаза, подставляет лицо под теплые лучи солнца. «Вот и началось самое главное —окот. Хоть бы обошлось. Помоги, Алтай-батюшка! Горы мои, горы! И вы помогите выдержать, вытерпеть... Все будет, как надо,—не впервой. Вот бы получить сто от ста! Не мень ше! Мотоцикл нужен. «Урал». Год этот не простой —конец пятилетки. Значит, премии раздавать будут, ордена, медали... Эх, Калап-Калап! О чем размечтался? И не совестно? Разве в этом дело? Имя свое сохра нить—вот что важнее всего. Доказать, что ты не хуже других...» Совсем близко —голос сакманщика: — Вперед, вперед, курдюки-бурдюки! Затрещали кусты. «Да это Тукпаш!—узнал Калап.—Который книжки пишет. При-, слали же!.. Другого не нашлось. Он в позапрошлом году у Мыйыксу сакманил. Чуть не все ягнята у них тогда пали. Ну, Тукпаш-то, может, и ни при чем. Зачем лишнее наговаривать на человека. Хоть его в помощ ники дали —все-таки не один. Как это майор Бибик говорил? «На без рыбье и жук мясо!» А книги Тукпаша —что? И я бы смог. Про что он пишет? Все про нашу жизнь. Было бы только время и желание...» А вот и сам Тукпаш с суковатой палкой в руке вышел из-за вековой красной лиственницы. Длинный, поджарый, слегка сутулый, в очках, Раскраснелся, вспотел. Месяц назад Калап слышал по радио, что Тукпаш куда-то уехал по своим литературным делам. Значит, вернулся, коли тут оказался. Лццо- то у него какое стало—белее бумаги. У рыжих кожа и без того белая, а уж этот такой весь нежный, сквозь кожу все синенькие жилки просве чивают. Чистенький. Фуфайка и хлопчатобумажные •брюки в заплатах, но только что выстиранные, будто еще мылом пахнут. — Э-ээ,—машет ему рукой Калап.—Идите сюда! Ко мне вас по слали, да? Как в ссылку? На воспитание? Тукпаш шутки понимает. — Почти что так. Разница лишь в том, что сам пожелал. Здравст вуйте! Ну, что нового у вас? — Какие тут новости... — В деревне тоже ничего не случилось. Работа и работа...—Тук паш садится напротив Калапа. Сразу видно, что давно не сидел на зем ле, позабыл, как подгибать длинные ноги-ходули в кирзовых сапожи^ 24
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2