Сибирские огни, 1982, № 5
То на полы плаща сядет и катится, как на санках, по прошлогодней траве, то на четвереньках ползет, цепляясь за кусты и корневища, что бы не сорваться. Остановится, упершись ногой в валежину, вытрет ру кавом залитые потом глаза, шарит беспокойным взором по склону: не видать ли чертовой Каракой, Чернухи лохматой —вожака отары. Разозлился Калап: — Что за люди? О чем только думают? О чем? Сегодня второе мая. Три дня назад начался окот, а помощников- сакманщиков до сих пор не прислали. Почти шестьсот овец будут яг ниться. Как одному управиться? Куда смотрят бригадир, зоотехник? Что они, не знают, какая трудная пора пришла? Разве им безразлично, какой будет приплод? Ведь знают, знают, что Калап всю зиму один чер- томелил. Помощник его—паренек, окончивший десятилетку, упал с ко ня и сломал ногу. А взамен так никого и не дали. Пока бригадир кормил обещаниями —«жди завтра», «потерпи недельку»,—и зима прошла. А какая зима была! Лучше и не вспоминать. В самые страшенные мо розы, в пургу пришлось сниматься со стоянки, срывать отару с теплой лежанки в кошаре и кочевать аж на земли другого аймака. Сколько перетерпел во время перекочевок, чуть с ума не сошел от страха, что по теряет овец. А что такое для чабана потерять овец? Все равно, что лицо потерять, сартом стать —последним из людей! В общем, досталось... И ведь ни одна овечка не пропала. Если правду сказать, шесть голов по терял, но вместо них поставил своих в отару, и теперь у самого ни одной не осталось. Ну, да это не беда. Сапожник всегда без сапог, а дровосек топит очаг сырыми дровами... Могла бы Сакылта помочь, но у нее грудной ребенок на руках. Лад но еще с работой по дому справляется. Как-никак две коровы, два быч- ка-торбока да телята —за ними тоже смотреть надо. И еще пришлось оставить ей сотню отощавших поярочек, которых нельзя было взять на пастьбу. Прокормить их в загоне —разве не морока? А самое трудное — вода. Ее 'за тридевять земель во флягах возить. Хорошо еще, зерно й комбикорм из деревни привозили. Да и то случалось: пока в контору не выберешься да не поругаешься,—овцам дать нечего. Дрова и сено Калап ночами возил. Весь же световой день —хоть пурга, хоть буран, выворачивающий с корнями деревья, хоть ветер, выдирающий остатки травы, или мороз, от которого трескается чуть не до самого пупа зем ля,— будь с отарой. Болен ли ты, горе ли какое у тебя, дело ли какое срочное —что бы ни было, это не причина, чтобы не пасти. Ни потоп, ни землетрясение, ни чума —не причина. «Хоть бы одного ісакманщика прислали... О чем думают?.. Их, одна ко, тоже понять можно...» * В самом деле: сейчас самый разгар пахоты и сева, каждая пара рук на счету. На сакман направляют женщин, стариков да школьников-стар- шёклассников. От стариков какая подмога? Ученики надежнее, но на них особенно рассчитывать не приходится —конец занятий в школе бли зок. У женщин дети на руках, забота о домашнем очаге, о свЬем скоте. Им в любом случае каждый вечер надо быть дома, поэтому они стара ются сакманить на ближних к деревне стоянках, а еще норовят попасть к чабанам-родственникам, которые пасут их собственных овечек. Тут ни чего не поделаешь —сама дерёвенская жизнь заставляет так поступать... У Калапа стоянка километрах в пятнадцати от центральной усадь бы. Значит, ему нужен такой помощник, который будет безотлучно'на ходиться при отаре. Родственников у него « Сакылты, кроме стариков- родителей, считай что и нету. Мать Калапа сама пришла, но ей уже за шестьдесят, ходит плохо. И отец расхворался, второй месяц лежит. Был бы здоров, его в деревне и на цепи не удержишь... Что это? С валежины содраны кора и мох. Ага, здесь овечки пере лазили! Вот черти ненасытные. Куда их несет? За тот пригорок? Да там как раз отара Дединера! Калап припустил во всю прыть, откуда и сила взялась. Одним ма хом—через пригорок. Вот они, голубушки! Штук сорок или пятьдесят. 21
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2