Сибирские огни, 1982, № 5

Когда Калап ложился спать, было ровно двенадцать ночи. Перед тем он уснул в десять, поднялся в половине двенадцатого, осмотрел ота­ ру, завел в тепляк трех окотившихся овечек. Прошло два часа. Значит, еще родились ягнята. Их тоже надо занести в тепляк, чтобы не замерзли. И маток туда же... Вот так и приходится вскакивать через каждые два часа, четыреж­ ды за ночь. Эта ночь уже третья. Калап надевает телогрейку, шапку-ушанку, берет фонарик и, как говорится, через «не мбгу» или «сам себя веду на поводу» выходит из избы. Ночь темная, безлунная, но Калапу свет не нужен. Стуча сапога­ ми по стылой земле, он шагает к загону. «Приснится же черт-те что!»—усмехается он и припоминает, что накануне днем видел солдата с чемоданом. Тот поднимался на перевал по дороге в деревню за горой. Калап еще поглядел ему вслед —может, знакомый кто. Хотел даже лошадь ему предложить, но тут же отвлекся: никак не мог загнать в двери тепляка с десяток ягнят-глупышей. Не то что про солдата, о самом себе позабыл. «Может, потому и приснилось?..» * * * Постегивая концом чумбура Каурого, Калап продирается сквозь кусты на крутой склон узкой лощины. Чуть выше стеной стоят листвен­ ницы, и приходится, остерегаясь сучьев, то отводить голову, то приги­ баться, а то и вовсе приникать к шее Кула-Ата. Его подмывает спрыгнуть с седла и побежать быстрее, но быстрее, чем верхом на коне, к седловине не подняться. Тут самый тяжелый подъ­ ем: едва заметную тропу то и дело перегораживают валежины, и через каждую надо перебираться... Умница Каурый изо всех сил рвется на­ верх. Его копыта, будто гвозди, вбиваются в тропу. Кавалерийское седло с тремя подпругами съехало назад. Хорошо, что седло с нагрудником, но Калап все же опасается, что поднатужится Каурый или язычок у пряжки отогнется, и скатишься вместе с седлом... Лощина кипит, словно муравейник. Шебаршат кусты, громко тре­ щат сучья: целая отара сюда вошла, больше восьмисот овец! Место это Калап давно облюбовал. Лощина солнечная, укрытая со всех сторон деревьями. Зимой, в бураны, сюда наметает снега вполствола листвен­ ниц, а по весне он быстро вытаивает, и потому здесь рано появляется первая трава. Вот и сейчас лощина сплошь в круглых — с юрту—■ островках зелени, красного кандыка и бледно-лилового коктамана-под- снежника. Такие островки, уверяют старики, появляются в тех местах, по которым ступали копыта сказочных аргамаков. Старые овцы рвутся в эту высь —ничем их не удержишь. Калап загляделся на бурундука, отвлекся, ругается: — Тьфу! Бараны безмозглыеі Недаром вас скотами назвали. Что за жизнь с вами? Вот навязались на мою шею... Чтобы не опрокинуться назад, он хватается за мокрую от пота гриву Каурого. Спешит Калап. Ему до зарезу надо опередить отару, догнать голов­ ных вожаков, завернуть их. Иначе —беда: если овцы поднимутся на седловину, то побегут вниз, в долину, где находятся пастбища Дединера, чабана из соседнего колхоза. А вниз отара ринется, как огонь при по­ жаре, как поток в половодье, как ветер в ураган. На той стороне трава уже в рост пошла, там, на палых лиственнич­ ных ветках, бороды мха —первое лакомство для овечек. Мхом этим сыт, конечно, не будешь, но от него ни одну овцу за уши не оттянешь. Попробуй тогда сбить отару! А ну как сольются твои овцы с чужими... Не дай бог! Дня два-три будешь носиться, высунув язык. Каждую овцу поймай, определи, чья она, перевали ее, тяжеленную, брыкающуюся, 19 2*