Сибирские огни, 1982, № 5

И лозунг «Равняйтесь на лучшего чабана Калана Алымова!», и вымпел на макушке десятиметрового флагштока; и плакат в сельском клубе — «Сегодня впереди Алымов Калап»... Все это —не о нем. И на собраниях- совещаниях в районе и области не назовут его имени. И корреспонденты газет и радио к другим поедут. И депутатом не выберут... Ф-фу!.. О чем это он? Придет же такое в голову! Вот и еще забота: дом-то крестовый не готов. Был бы под крышей, тогда ему ни дождь, ни снег не страшен. Может, обойдется? Вот вернет­ ся, крышу покроет, оштукатурит... Не пал бы прошлым летом бычок- кастрат трехгодовалый, и на крышу бы денег хватило. Как хорошо жить начал. Какие мечты были! Э-ээ! Про Кула-Ата совсем забыл, про своего Каурого. Кула-Ат! Скакун! Аргамак! Поискать другого такого во всем аймаке. Никто не обходил его на скачках-байге. Как он бег набирает, как летит на финн-, ше —залюбуешься! Испортят коня, испортят. Под чужим седоком не тот уже будет Кула-Ат, друг дорогой... И все же что-то не то. Как могло случиться, что второй раз призва­ ли? Как допустили? Что за народ —односельчане? Ни один не подска­ зал, не напомнил. Куда смотрели в сельсовете, в военкомате? О чем председатель колхоза думал? Почему сердце его не дрогнуло, когда старшего чабана, пусть не самого пока лучшего, но все же такого, на кого положиться можно, отправили по второму сроку служить? А ведь сам —сам председатель!—домой пришел, когда Калап демобилизо­ вался. Сам посоветовал новую избу ставить, лес разрешил без билета валить, бревна вывез за счет колхоза, за пилораму ни копейки не взял. Еще шифер обещал достать и кирпичей дать на печку. Как молодому колхознику, сто рублей выписал и столько же на свадьбу выделил. Ладно, проглядел председатель. А парторг где был? У него члена бюро комсомола, кандидата партии ни с того ни с сего забирают в ар­ мию, а он молчит! Не-ет, непорядок это. Надо написать. А кому? Кто теперь станет разбираться, что произошла какая-то путаница? Вообще-то он, Калап, совсем не против, чтобы служить в армии. Если война или еще какая-то важная причина, он -сам бы заявление подал, добровольцем пошел. Но чтобы так, ни с того ни с сего? Надо, надо написать. Значит, так: «Москва, Кремль...» Или лучше так: «Москва, ЦК ВЛКСМ». Можно послать без марки. Солдатские письма без марки идут... А зачем писать? Это же просто ошибка. Недоразумение. Конечно, ерунда. Такое просто нё может случиться! Ну, Калап, и выдумал!.. Ха-ха-ха!.. * — Чего смеешься?—слышит Калап сонный голос жены.—Чему радуешься? Может, приснилась какая? Калап открывает глаза. Сакылта сидит на кровати, свесив босые ноги, кормит грудью ребенка, и голова у нее клонится, клонится книзу. Вздрогнув, Калап испуганно таращит глаза на будильник, громко тикающий в полутемном углу на последнем номере журнала «Огонек», с обложки которого рвутся ввысь три реактивных истребителя. Два часа десять минут... «-Вот хорошо-то,—успокаивается Калап.—Не проспал. Как заду­ мал, так и проснулся... Да не сам —Сакылта разбудила». Сон снова валит его в темную бездну. «Ягнята мои, ягнята...»—убаюкивает мысль, но Калап резко вска­ кивает с неровного щелястого пола и тянет со спинки кровати цветастую рубашку. Все-таки продрог: спал на голом полу, в одной майке. И дверь слегка приоткрыл, чтобы дуло и с улицы, и из-под пола. Спину и бок отлежал, будто дикого стригунка усмирял,—так тянет все жилочки... Поднял полено, которое вместо подушки подкладывал под голову, положил его впритык к боку камелечка. Достал портянки, висевшие на печной задвижке, стал, кряхтя, натягивать кирзовые сапоги. — Как там, на улице? Сакылта не ответила —уснула, 18