Сибирские огни, 1982, № 5

шина, И. Мухачева, оказавших большую помощь молодым литературам. В моногра­ фии освещаются пути прозы алтайских, ха­ касских и тувинских писателей, от первых очерков, носивших еще порой фактографи­ ческий характер, до прозы Последних лет, демонстрирующей уже достаточно зрелый этап в развитии всей южно-сибирской ли­ тературы. Представляется большим достоинством работы этот последовательный анализ, по­ казывающий все болезни роста и удачи как младописьменной прозы в целом, так и творчества отдельных ее представителей, начиная от П. Кучияка на Алтае, Н. Рай­ кова и В. Кобякова.—в Хакасии и С. То­ ка —в Туве. Из монографии отчетливо видно, как эволюционировал писательский метод, приобреталось мастерство, осва­ ивались ' сложные стилистические приемы, появлялись, развивались и совершенство­ вались новые прозаические жанры. Проблема формирования жан;ра романа раскрывается автором на таких произве­ дениях, как: «Слово арата» С. Тока, «По­ весть о светлом мальчике» С. Сарыг-оола, «В далеком аале» Н. Доможакова, «Шелковый пояс» И. Костикова, «Арина» Л. Кокышева и других. На конкретных примерах автор пытается выявить наци­ ональное своеобразие каждого отдельного произведения, синтезировать разнообраз­ ные черты и создать целостный образ ро­ мана в южно-сибирской литературе, а также провести сравнительную параллель с некоторыми произведениями советской русской литературы. В частнрсти, говоря, что автобиографичность являлась наиболее характерной чертой в создании образа главного героя в анализируемых романах, Р. А. Палкина указывает на несомненное родств,о их с трилогией Максима Горького «Детство», «В людях», «Мои университе­ ты». Это, конечно, правильно, но все-таки влияние советской русской литературы было гораздо шире, и поэтому несколько навязчивым кажется, когда в качестве примера неизменно приводится горьков­ ская трилогия. В монографии достаточно подробно про­ думаны базисные вопросы наиболее слож­ ного прозаического жанра: проблема «ро­ манного» героя, место и образ автора в романе, сюжетосложение, композиция, становление романного языка. Не останав­ ливаясь подробно на этих моментах, отме­ тим, что представляются интересными размышления автора об эволюционирова­ нии героя младописьменной прозы —от типажа, явно тяготеющего к фольклорным источникам, всегда определенного, четко и однозначно окрашенного плоскостного, яв­ но «отрицательного» или явно «положи­ тельного», до многогранных, сложных ха­ рактеров, отражающих всю психологиче­ скую глубину реальных живых людей. Изменяется и образ самого автора по­ вествования: первоначально его образ оп­ ределяют яркие черты просветителя, исто­ рика, автор выпукло выделяется на фоне других героев, его позиция однозначна и определенна. По мере усложнения романа образ автора как бы «расщепляется», как пишет Р. А. Палкина,—«теперь он сто­ ит за всеми героями, управляет поступка­ ми и действиями и положительных и отри­ цательных персонажей, стремясь всеми изобразительными средствами раскрыть главную тему, характеры героев». В монографии большое место уделено роли фольклорных традиций младопись­ менной прозы. В ряде произведений, осо­ бенно на ранних этапах ее становления, коллизии принимали свойственный устному народному творчеству характер борьбы добра со злом; положительные герои гипер­ болизировались и вырастали до образов на­ родных богатырей, а их противники наделя­ лись столь отрицательными чертами (на­ пример, жадностью, обжорством, злобой), что невольно принимали несколько ска­ зочную форму. Постепенно такое прямое, упрощающее реальные жизненные пробле­ мы влияние фольклора стало авторами преодолеваться, хотя в образном ряду остаются многие яркие приемы фольклора (гиперболичность, лексические параллелиз­ мы, очеловечивание животного и раститель­ ного мира). «Есть случаи трансформированного ис­ пользования фонетического строя произве­ дений устного народного творчества (ал­ литерации, например),—пишет исследо­ вательница,—когда предложение не ас­ социируется с фольклором, хотя постро­ ено на его традициях. Звуковой строй, ритмика фразы делают ощутимым ее содержание». Далее автор приводит при­ мер аллитеративного построения фразы в романе Л. Кокышева «Арина», который хочется процитировать, так как в нем ярко видна поэтичность алтайской речи, своеоб­ разная музыкальность алтайского языка. В русском переводе приведенная в качест­ ве примера фраза звучит так: «Угнанный им из совхоза жеребец, зацепившись за повод, с хрустом выщипывал с кочек траву и, изредка поднимая голову, слушал мел­ кие, дробные и тугие взмахи крыльев ле­ тящей воробьиной стайки». В оригинале слова «кыдырада отоп» («с хрустом вы­ щипывал») и «тылырада учкан» («мелкие, дробные и тугие взмахи крыльев») почти с точностью звуйания передают звук выщи­ пываемой конскими зубами жесткой травы и звуки, издаваемые при полете крыльями воробьев,—разъясняет исследовательни­ ца. Указывая, что неумеренная ориентация на фольклор является недостатком проза­ ических произведений, Р. А. Палкина под­ черкивает, что в большинстве случаев об­ ращение к устному народному творчеству и его приемам у писателей уместно и про­ дуктивно. Иллюстрируя это положение на материале ряда романов, автор моногра­ ни останавливается на произведении . Сарыг-оола «Повесть о светлом маль­ чике», показывает, что уже первая глава романа, ѵкоторая называется «Год моего рождения —год Курицы», «вводит читателя в нехитрый тувинский быт, в мир тувинских легенд и преданий, специфического миро­ восприятия». Глубокие политические и социально- экономические изменения принесла наро­ дам Алтая, Хакасии и Тувы Советская власть, поэтому не случайно преобладание в младописьменных литературах классовых коллизий. Писатели, как летописцы, соз­ дают историю строительства нового обще­ ства. 174