Сибирские огни, 1982, № 4

Одной рукою, что не пострадала. Ногой уперся — стал на четвереньки. Пополз, вокруг ощупывая, шаря... С бренчащими костями от предплечий Людей, давным-давно уже усопших, С остатками костей берцовых, старых Людей, давным-давно позамерзавших, С разбросанными, словно бы валежник. Людьми, что позже умерли-скончались. Где, словно пни, усопшие сидели, Где черепа оскалились, подобно Торчащим кочкам на сухом болоте. Где слезы, как ручьи, текли повсюду, Где то, что падало — назад не возвращала Бездонная, ужаснейшая пропасть. То, что входило — там и оставляла, То, что схватила — нет, не отпускала... Таким кошмарным место оказалось! Наш богатырь, бедняга, сразу понял: Отсюда выход — только в раструб ступы, А вход-проход не более, чем ямка Из-под столба упавшего, гнилого. И мысль его пространная — ужалась. Глубокая — в тупик зашла полнейший. Терпенье — истощилось до предела. Терять он облик человека начал: Часть нижняя раскисла безнадежно На шесть, пожалуй, пальцев толщиною, Часть верхняя вся плесенью покрылась В три пальца толщиной уже, пожалуй... Полуживой, лежал он без движенья И пропадал безмолвно, говорят. А той порой — хоть олонхо, конечно, Всего лишь олонхо — ничто другое, В нем выдумка — как выдумка всего лишь, А каждая промашка — как промашка...— Случилось вот что в дальнем Среднем мире: Владеющий отменным жеребенком Дэгэрээнки Сиэр, что легкой рысью Семь дней бежит, усталости не знает. Тот богатырь, что вспыльчив бесконечно, Тимир Дибдиргэн, братец досточтимый Дьагарымы Могучего, бедняги. Что, раскисая, умирал безмолвно. Узнав по той стреле, что прилетела И •в коновязь главнейшую вонзилась, О горе и несчастье с братом старшим,— Распутывая след чуть видный, старый, По следу свежему скача без остановки. Спустился, говорят, спасти его. Так, сверху появившись, умолил он Благих певиц, святительниц искусных Спуститься с восьмиярусного неба. Желтеющего необъятным светом,— Шаманок восемь, звонкоголоеистых, Айыы-дьаргыл, высокоименитых. Почтенные шаманки удалые. Став и назад откинувшись немного, Стройны — одна к одной, звонкоголосы. Как журавлихи белые, спускаясь. Распластываясь плавно при полете. Безжизненно лежащего в потемках Неимоверной пропасти ужасной Могучего Дьагарыму, беднягу. Из бездны заклинанием призвали На бубны свои с острыми концами. Сладкоголосым пеньем развязали Дыханье черное улуса невидимок, Благословеньем отвлекли подальше Дыханье-нечисть племени абэесы; На голову из связок сухожилий, Спустясь пониже, поплевали вдосталь. Над головой его, подобной кочке, Поворожили вдоволь, сколько надо. Прогорклое желтеющее яство, Айыы божественных священный дар целебный, Богатырю шаманки опустили В рот чуть раскрытый». Так вот говорят. И от того у славного из славных Дьагарымы Могучего мгновенно Глаза угасшие взглянули, посветлели, А щеки бледные румянцем окатились. Внутри его восстановились страсти. Порывистость снаружи появилась, Стал вдесятеро лучше он, чем раньше, В пять раз отменней стал, чем прежде был он: Воскрес вдруг, ожил. Вот как оказалось! Ожив так...— олонхо как олонхо, ведь В нем преувеличения бывают,— С пристанища, что все серопятнисто, Для жизни постоянной появилось, Из мира Среднего Призвал к себе он криком Коня прекрасного, Нуогалдьыи Кугаса, С белеющею меткой поперечной, Подобного лесной громадной сопке. Которая вот-вот сорвется с места. А после, наконец-то, взяв-избавив От заточенья сына невидимок Достойную лежать в постели равной, Подругою, женою быть, хозяйкой,— С ней вместе и с почтенным младшим братом. Владеющим отменным жеребенком Дэгэрээнки Сиэр, что легкой рысью Семь дней бежит, усталости не знает, С богатырем, что вспыльчив бесконечно, Которого зовут Тимир Дибдиргэн, Коль наступил день предопределенный,— Путь-перевал, немыслимый и страшный, В том Нижнем мире открывать решили Средь расплодившихся шести родов проклятых С мошенничеством, клятвами-прощаньем, Волшебным чародейством бесконечным, И богатырь, Дьагарыма Могучий, Свою жену-хотун пристроив сзади — На высочайшей да и широчайшей Спине коня, Нуогалдьын Кугаса, Как старший брат, что ранее родился, Поехал первым». Так они решили. А младший брат, НеимоверЙо гневный Тимир Дибдиргэн — Вслед за ним поехал. Чуть придержал горячего коия. Такие молодцы, плетьми хлестнувши. Пустив коней сначала шагом бойким, Затем трусцой да рысью их погнали, Заставили скакать во весь опор. Оттаптывая твердый да высокий Хребет страны, неизмеримо бурной, Той матушки-хотун, где преисподней Разверзлась пропасть без конца и края И облик коей не увидишь даже. Хоть приподнимешься на высоту большую, Где, <>сли крикнешь — даже не услышишь Малейшего шуршанья отголоска,— 93