Сибирские огни, 1982, № 4

С напитком из густой горячей крови Богатыря лихого, молодого, С мясистой соской — сердцем его бывшим, С привесками мошонки полосатой. Смотри-ка, ставшая основой нашей смуты. Войны и кровожадности богиня Илбис Кыыса, дочь Илбис Хаана, Сестрица бешеной, неистовой безмерно Шаманки Иирэр Чураадыкы — Лихой и черный, мрачный ворон смерти: Настал мой день, и подношу тебе я Многососудистое, вырванное сердце Богатыря лихого, молодого. Приспел мой день — тебя я угощаю Нежнейшей черной печенью вкуснейшей Богатыря, что именит, велик был. Взошел мой день, и я тебе услугу Оказываю почками, что вздулись. Богатыря, прекрасного безмерно. Едва он произнес слова такие,— По верху самому светящегося неба, Далекого, с проклятым сильным ветром. Стремительно летящим без оглядки. Послышался свист крыльев торопливых И перья зашуршали-зашумелм. Склонив три головы кроваво-красных. Высматривая зорко подношенье. Лихой и черный, мрачный ворон смерти С неимоверным свистом появился, С громкоголосым гарканьем спустился К протянутому белому шесту. Он с девяти тех облаков, что встретил. Крича «ДаруйІ», тем криком заклиная, Причмокнул-притянул к себе мгновенно Богатыря известного подарок: , Причмокивая, клекоча довольно, Подарок разжевал и проглотил. А проглотив напиток жгучей крови, Илбис Кыыса, дочь Илбис Хаана, Дьагарыме Могучему сказала: — Всю ленамъ свою Будь счастлив в поединках, Пусть не сразит тебя, кто лук имеет. Летящая стрела не опрокинет. Тайком не схватит гот, кто десять пальцев. На горле сжав, уже не разжимает. Пусть над тобой верх одержать не сможет, Кто десять загнутых ногтей-когтей имеет. Да не смутит ни разу злоречивый. Да не перечит водянистоглазый!.. Так словословя и благословляя, Такую песню громко напевая, В ту сторону прожорливости алчной Восточного раскинутого неба, Что мельтешнт-рябит, в глазах мелькает, Неистово камлая, тараторя. Крича раскатисто, все дальше улетая, К земле вдали все ниже опускаясь, В конце концов, исчез совсем из вида Лихой и черный, мрачный ворон смерти. А богатырь наш на хребет лесистый Поднялся, вырвал с корнем, приволок он По счету семьдесят и семь претяжеленных Толстенных лиственниц разлапистых, высоких. Затем пошел в лес гиблый, сухостойный. Сломал-сорвал там девяносто девять Отборно-крупных высохших деревьев. Взвалил их на себя и притащил. Затем развел костер такой, что пламя 82 Чуть-чуть до облаков не доставало, В то пламя полыхающее бросил Останки духа бездны-океана. Богатыря Умсары Холорук. И как бы кто ни дул потом, остатков Не отыскал бы даже с белый бисер, И сколько бы ни рылся — с черный бисер Остатков никаких бы не нашел: Так уничтожил все, что оставалось. Наш богатырь, Дьагарыма Могучий,— Развеял в честь луны, пустил мглой солнца. Как в праздничное время ысыаха. А после этого к березе подошел он, Восьмиразвилиетой, особняком стоящей. В которую до битвы превращен был Любимый конь Нуогалдьын Кугас. В одно мгновенье скакуну лихому Вернул его первоначальный облик. Вскочил в седло, помчался легкой рысью, Как будто бы летучею походкой, Туда спускаясь, где растет, красуясь. Став крепкой печенью Земли всей изначальной И матери-страны стожильным сердцем, Священный дуб Аал-Луук огромный. Великолепный и восьмиветвистый. Вокруг которого летает, появляясь. Людей хранительница Иэйэхсит-богиня, Где на виду укрытие находит Бог лошадей всех — Дьесегей почтенный. Где, отыскав укромнейшее место, Проводит время Айыысыт-богиня, Хранительница всяких стад рогатых... Потом же, повернув коня лихого. Туда скакал, где в середине самой Большой страны, владений необъятных, Юрюнг Енделююн, почтенный старец, Манган Мангхалыын, хотун-старуха, Богатое построили жилище, Он поскакал все той же легкой рысью К прекрасному гнезду их золотому, К неугасимому их очагу родному, К столбу для жертв и коновязи медной, К нх тюсюлгэ — округлейшей поляне. Где праздник ысыах они проводят, К чэчиру — веткам молодых березок, Что воткнуты вокруг поляны той. Подъехав же, в надворье рысью въехал И так вот говоря и повествуя, В таком вот смысле песню запевая. Стоял на том надворье, говорят: — Так вот... так вот... Со всех сторон сгребавший И уйму достоянья накопивший, Юрюнг Енделююн, почтенный старец. Размножившая прибылью огромной Богатое такое состоянье Манган Мангхалыын, хотун-старуха. Приветствую, здоровья вам желаю. И если спросите вы, кто я и откуда, Чей родом, кровью, что вот так послел-де С приветствием нежданно к вам явиться, Так я — сын старца Хотой Айыы бая С кудрявыми такими волосами. Как пух подхвостья косача-красавца, И Эдьээн Айыы бай, хотун-старухи, С веснушками на всем лице такими. Как будто крапчатая грудь глухарки, Владеющей Нуогалдьын Кугасом, Лихим конем с отметиною белой. Что словно сопка, сдвинутая с места. Известнейший Дьагарыма Могучий.