Сибирские огни, 1982, № 4

Теперь кого ж просить нам, бедолагам. Кого возьмем заступником, избавить Золотогрудку, жаворонка-пташку От притеснений главаря абаасы. Как пташку медногрудую сумеем Мы оградить от всех обид страшнейших Нахального, проклятого абаасы!! Так, видно, предназначено судьбою, Должно быть, ей, голубке, этот жребий Тогда же выпал, как она, рождаясь. Упала на подстеленное сено... Куда уж лучше было б ей, наверно. Свалиться в молоко и захлебнуться. Еще в трехлетием возрасте погибнуть. Смотри-ка, вот досадушку-досаду, Мою беду лихую кто ж услышит! Кто глянет и поймет, придет на помощь! — Нет никого.. Никто не пожалеет... Так причитал, все дальше улетая. Напрасно прилетавший алый сокол. И, причитанья жалобные слыша, Владеющий Тосого Турагасом, Конем, на темный мыс лесной похожим, Что непременно хочет оторваться. Брат младший Кыыс Туйгун остроязыкой. Прекрасный богатырь Тойон Долгуйа, Насторожился... Так он взволновался. Что сердце гулко-дробно застучало В ограде девяти крепчайших ребер. Зашевелилась, трепетная, в теле, За ребрами, как за щитом отменным, Крепчайшая и молодая печень. Сочувственно прослушал он, должно быть. Слова те, что до слуха долетели. Растрогался, должно быть, как услышал Горюющую песню-причитанье. И вот предстал он с головой склоненной, В коленях ноги подогнув изрядно, Пред старшею сестрой своей любимой, С которой схож был, если встанет рядом. Подобно рожкам молодой коровы. Глазам у быстроходного коня. А став пред ней, Просить стал разрешенья Пойти-поехать в дальнюю сторонку. Людей из племени подсолнечного мира. Отмеченных божественности светом, Спасти от притеснения чудовищ. — Ну вот, смотри-ка ты,— Сестре сказал он,— С младенчества я знал твою заботу, А на подсолнечный простор земли . привольной Меня ты, словно утку молодую, Что хорошо летать поднаучилась. Однажды выпустила... Долго вслед глядела. Ты заменила мать мне, дорогая. Сестра любимейшая, милая, как солнце, Мои не бесполезны просьбы были, А умолял тебя и вовсе редко! Так вот, когда от Эрбэхтэй Бэргэна, Богатыря и молодца-мужчины. Слова я сокровенные услышал. Слова такие, что не говорил он Отцу и матери, наверное, ни разу. Когда его услышал причитанья И горестною жалобой проникся,— Приветливою мыслью взволновался, Чувствительнейшим сердцем содрогнулся. И если сын абаасы проклятущий Вдруг вынырнул, кахельно обижает Айыы предобродетельное племя,— Не огорчительно ль такое своеволье, Моя любимая, прекрасная сестрица! Того лихого духа океана. Что весь в огне и Кудулу зовется. Хоть пусть он сам — тойон и повелитель, Умсары Холорук, летящий вихрь. Матерого разбойника и плута, Нахала окаянного увидев, . Я расчленю его сырое тело. Ядреное — поразрублю на части, А части — на мельчайшие кусочки. Густую кровь пролив без сожаленья. Ему дыханье тонкое прерву я. Совсем врага такого одолею... И если я прекрасную собою Юрюнг Уйуллаан-куо, девицу. Что высока и след не оставляет, Хоть на порошу белую наступит. Которая в три пальца толщиною. Возьму и назову женой своею, А после привезу, в постель с собою Ее подругой равной уложу я,— Как ты на это глянула б, скажи мне, Моя родная, милая сестрица! — Так он спросил у славной богатырки. — О... о... да что ты! — Кыыс Туйгун сказала.— Ведь с губ твоих молозиво не стерто И с глаз твоих рожденья кровь не смыта. Яйца тупее ты еще, пожалуй, А заикаешься сильнее, чем кукушка. Лишь дунуть стоит — отлетишь подальше. Вдохнешь — поближе тотчас подлетаешь. Шустрее ветра и листочка легче, Запальчив слишком, кости не окрепли. Молоденький, как сможешь ты бороться С всесильным духом бездны-океана. Что весь в огне и Кудулу зовется, С богатырем Умсары Холорук! Тебя шутя он сразу одолеет, Он имя сокрушит твое навечно, Известность растворит без сожаленья, Дыханье толстое прервет единым махом. Не пощадит, убьет тебя, конечно. Поэтому, коль ехать захотел ты. Тебя лишь с нашим зятем отпущу я, С известнейшим Дьагарымой Могучим, Что ж, вместе с ним чудовище преследуй, Я думаю, так лучше будет, парень! Услышав богатырки речь, не медля, Наш богатырь, Дьагарыма Могучий, Владеющий Нуогалдьын Кугасом, Лихим конем с отметиною белой, И славный богатырь Тойон Долгуйа, Владеющий Тосого Турагасом, Таким конем, как мыс лесной, дремучий. Характер обрели людей, готовых Подняться-собираться в путь-дорогу. Черты людей, чей трудный путь не близок. Повадку тех, кто край свой покидает. Когда ж богатыри коней достойных, В дорогу собирая, оседлали, Когда они уже готовы были Путь проторить рискованный, далекий, Кыыс Туйгун, лихая богатырка, В почетном и громаднейшем чороне. Пучками конской гривы поувитом, С резьбою, на громадный гриб похожем, 73