Сибирские огни, 1982, № 4

Какое получил он порученье, Зачем спешил пробить к нам путь нелегкий. Невзгоды, беды преодолевая,— На это так могу тебе ответить: Есть, говорят, у старика тойона Юрюнг Енделююна, что родился И вырастал за пазухой счастливой Восточного приветливого неба. Которое блестит-сияет, словно На шапке госпожи достойной бляха. Собравшего громадное богатство, И у жены его, хотун-старухи, Манган Мангалыын, весьма достойной, Громадное скопившей достоянье,— Дочь милая, высокая девица. Она прекрасна так, что не расскажешь. Идет — след за собой не оставляет. Хоть на порошу снежную наступит. Которая в три пальца толщиною. Юрюнг Уйуллаан-куо зовут ее. И вот, к такой-то женщине прекрасной, Привязываясь, нагло обижая. Насильно в женихи полез, явившись, Дух необъятной бездны-океана. Что весь в огне и Кудулу зовется, Владеющий конем непревзойденным Ойдом Хара, что, словно мощный колок. От жара океана потемневший,— Дитя почтенного во всем тойона-старца. Сам молодой тойон и повелитель — Умсары Холорук, летящий вихрь. Неукротимый богатырь, во гневе Хлестающий все огненною плетью... А старший брат девицы той прекрасной, Владеющий конем непревзойденным По кличке Юэнэс Хара, что строен И так высок — над всей тайгою виден,— Безмерно дерзкий, вспыльчивый до жути,— Харыадал Дохсун, силач первейший. Известный богатырь неустрашимый, С нахальным духом бездны-океана Три года бился, да не смог осилить: Высокое свое принизив имя, Он в грязь лицом упал и докатился До сумрачного дня пришедшей смерти. День гибели теснит его жестоко. Поэтому старик отец, старуха В такое страшно-горестное время. Когда силач чудовищный, нахальный Невидимого племени-улуса Родную дочь насильно отбирает. Их жаворонка с грудью серебристой, В час роковой, когда главарь матерый Из племени проклятого абаасы Приноровился увезти навечно Их птичку медногрудую, родную, Упав безмерно духом, в тяжком горе Послать решили весточку и просят, Чтоб зять наш, богатырь непревзойденный, Владеющий Нуогалдьын Кугасом, Конем лихим, с отметиною белой. Известнейший Дьагарыма Могучий — Отвел от них обиды-притесненья. Ответа ждут... Скажи-ка, ты отпустишь Помочь их горю зятя своего!! Услышав это, Кыыс Туйгун лихая. Прославленная в битвах богатырка. Вскочила и свела сурово брови. Надев свой панцирь, 72 " ' Прочный, закаленный, На львицу грозную Похожа сразу стала. Схватив пальму кровавую, в заклепках, На рукоять надменно оперлась. Потом дверь медную, тяжелую такую, Которую и восемь, самых лучших. Известных силачей непревзойденных С начала дня восьмого новолунья И до конца восьмого полнолунья. Открыть стараясь, так и не открыли,— Она единым махом распахнула. А после этого. Во двор просторный выйдя, Пред Эрбэхтэй Бэргэном достославным Она стояла, так вот напевала. Такую речь она произнесла: — Надежда всех, должно быть, к нам явилась. Опора племени, великого на свете. Опору мира, может быть, я вижу. Скажи скорей, ответь мне, так ли это!! Имеющий отца, Эриен бая. Почтенного во всем тойона-старца, И мать — Эбириэнчэй бай, старуху. Конем Элимтэгэй Хара владея. Мужчина бравый, богатырь, достойный, Ты — Эрбэхтэй Бэргзн'непревзойденный. Девичьих слов моих оттенкам разным Внимай получше гибкими ушами. Что у тебя топорщатся, как луны В седьмой и ясной ночи ноября. Владеющий Нуогалдьын Кугасом, Лихим конем с отметиною белой, Известнейший Дьагарыма Могучий, Жених моей сестренки драгоценной С высокой грудью и спиною стройной, Кюн Челлерюн-куо, девицы милой. Гостит у нас. Готовится жениться. И если драться он сейчас уедет С проклятым духом бездны-океана. Что весь в огне и Кудулу зовется, С богатырем и силачом известным Умсары Холорук, летящим вихрем. Он задержаться может там надолгЬ: Дитя его родиться запоздает, Появится на свет отавой поздней. Не он один — в Сибирь-земле еще есть Достойные и крепкие мужчины. Поэтому в других местах пытайся Заступника-защитника найти! Услышав это, алый сокол смелый С отметиною белою вкруг шеи, С кружком из пуха на хвосте прекрасном, С тремя белеющими пятнами на алой, Достойной соцола груди непревзойденной. Взлетел, стал подниматься выше, выше Под бурный свод трехъярусного неба. Высокого, светящегося ярко. И — ввысь взлетая, плача-причитая. Пел, удаляясь, так он, говорят: — Смотри-ка, вот. Большой мой грех, досаду, ■Вину, позор мой, видят иль не видят! Подумал я, что жители улусов. Живущие под благодатным солнцем. Отзывчивы должны быть, сердобольны! Теперь я вижу: обманулся в этом. Подумал я, что в племенах, которым Небесное дано благословенье, Есть жалостливых много и добрейших. Так думая, ошибся безнадежно.