Сибирские огни, 1982, № 4

кан, взятый у Васьки, я глупо разрядил в крякву. Я оказался перед мед­ ведем с одними голыми кулаками. «Ну, кончено!» —с тоской подумал я. Я смотрю на зверя, а зверь, не мигая, смотрит на меня. Что делать? То­ варищи близко, но если броситься к ним, медведь настигнет меня и ра­ зорвет. Подпустить его совсем близко и ахнуть дробью в рот или в глаз? Или спрятаться между кочек? Но медведь даже утят находит... Довольно долго стоял я неподвижно. И медведь стоял, не двигался, сверлил меня глазами. От тяжести ружья, нацеленного в медведя, рука устала. Я осторожно двинулся вбок. В этот напряженный миг послыша­ лись выстрелы моих товарищей. Медведь даже ухом не повел, не испу­ гался. Он не сводил с меня взгляда. Не двигался. Зато я потихоньку от­ ходил в сторону. И вдруг я заметил, что медведь почему-то стал ниже и наконец превратился в... корягу. Это что же такое? Значит, действительно у страха глаза велики? Я подошел и в досаде даже плюнул на корягу и обругал ее, как только мог. Вот уродина! Столько заставила пережить! - Выйдя на чистое место, я увидел Ваську. Он стоял на кочке и из-под ладони осматривал кромку леса. Меня, что ли, высматривал? Когда я появился, он спросил: — Куда ты пропал? Я рассказал, что со мной случилось. Васька начал хохотать. Смех Васьки разозлил меня. — Чего ты гогочешь? Ничего нет смешного. Моя досада еще больше рассмешила спутника. Дернул меня черт за язык! Нашел кому рассказать о случившемся. Хотелось обругать этого хвастуна, но сдержался. Ссора во время охоты к добру не приводит. В наших местах весенняя охота на турпанов не обходится без ссор. Некоторые проявляют такую алчность, словно им весь год кормиться только турпанами: лишь бы я один убил, другим пусть не достанется. Может быть, это отголоски старого голодного времени, когда люди жили только тем, что добыли на охоте? Тогда охотились для еды, а теперь — для удовольствия. Так нет же, некоторые, жадные и скандальные, к свое­ му месту на охоте и не подпустят. Большая часть ссор происходит из-за охотничьих угодий. Пожилые охотники превращают охотничьи места в свою вотчину. Для молодых и места не остается. Вот это и есть причина для ссор и раздоров. На охоте, как нигде, раскрывается характер человека. Мы с Васькой как-то не притерлись друг к другу. Он напоминал мне моего дальнего родственника, учителя Прокопия Николаевича. Ког­ да мы весной отправлялись на охоту, бывало так: Прокопий Николаевич забивает люльку мотоцикла всякой всячиной настолько, что никто сесть туда не может. Его младший брат Федя, который учится со мной в девя­ том классе, бежит вслед за мотоциклом. А меня, чтобы я помогал тол­ кать мотоцикл, сажают на заднее сиденье. Если попадалась хоть неболь­ шая грязь, Прокопий Николаевич останавливал мотоцикл, и мы толкали его руками. У подъема Федя нагонял нас, и мы с ним толкали мотоцикл в гору. Такая езда измучивала. Прокопий Николаевич берег мотоцикл. Своей бережливостью он, можно сказать, прославился. Он, например, на зиму подвешивал мотоцикл в сарае на веревках. ...Грязь мы даже не пытались преодолевать. Оставляли мотоцикл в кустах и целую версту, об­ ливаясь потом, тащили груз на себе. Прокопий Николаевич брал только ружье и провизию. А тулупы, дошки, манки и все, что надо охотнику в засидке, мы, задыхаясь, тащили на себе. Прокопий Николаевич, придя раньше нас, встречал нас шуточками: — Ничего, ничего! Молодым богатырям полезно промяться. И разве это тяжесть для них? Ты, Федор, наруби дров, разведи огонь, а Алешка — бегом за водой! И «молодые богатыри», не чуя ног от усталости, бегут выполнять за­ дание. А Прокопий Николаевич ставит манки. Поев, мы идем в засидку. Прокопий Николаевич надевает штаны, подбитые оленьим мехом, вален- 47