Сибирские огни, 1982, № 4

Избушка была сделана добротно, для зимовки. Но она была замусо­ рена1 бутылками из-под вина, консервными банками, окурками, скомкан­ ными газетами. Мы поморщились от такого неряшества. Ожидая, пока вскипит чай, начали уборку. — И что за люди были здесь? —удивлялся и негодовал Пуд Ильич. Васька сходил за водой для мытья посуды и поторопил меня: — Ну, Алеша, собирайся, не то опоздаем. — Друзья, вы зачем сюда пришли? Отдыхать или выполнять какое- то срочное дело? —спросил Пуд Ильич, не переставая есть. Никто не ответил на его вопрос. Лазарь стал убираться в избушке, а мы с Васькой вытащили ружья. — Мы, якуты, глупые,—продолжая есть, рассуждал Пуд Ильич.— Мы не умеем отдыхать. Ну, вот наглядный пример. После такого изнури­ тельного пути почему нельзя не торопясь чайку попить, поговорить, от­ дохнуть? Что за нужда глядя на ночь идти на уток? Уже стемнело, когда мы подошли к западной развилке озера. Под­ дернув повыше голенища, мы забрели в воду и бросили по три манка, имитирующих самок. А потом притаились в засаде, которую смастерили самш Разве можно сравнивать осеннюю охоту с весенней? Осенью птица не шумит, как весной. Лишь изредка крякнет утка да крикнет выпь. Крылья осенних уток не свистят, как у весенних, они летят бесшумно, как ночные совы, только иногда шаркнут при посадке по воде. От густой, жаркой ночи, мягко и спокойно обнимающей округу, у человека мысли иные, чем в весеннюю ночь. Сумерки, нахлынувшие со стороны леса, окрасили блестящую гладь озера в металлически холодный, темный цвет. Завалившие небо облака стали тяжелее: провисая, они спускались ниже. Темнело, дали исчезли, дышать было трудно. Сидя на кочке, я вспомнил о Нине: наверное, она собирается сейчас спать. Мы с Ниной поженились очень просто. Нина в то время работала продавщицей в магазине нашего райцент­ ра и жила одна в тесной комнатке общежития. Однажды, после какого- то фильма, я проводил ее домой. Во время осенних дождей неосвещенные улицы деревни становились непролазно грязными. Нелегко было новому человеку идти по топким улицам безлунной ночью. Так что мое предло­ жение проводить девушку, которая приехала недавно, выглядело вполне естественным. Стоя у двери маленькой комнаты Нины, мы долго разго­ варивали о всякой всячине. Она стояла на пороге приоткрытой двери, не решаясь пригласить меня, молодого тогда учителя; все-таки, мы были знакомы всего лишь два дня. Она, должно быть, ждала, когда проявит­ ся моя мужская настойчивость. А я никак не мог пересилить свою ро­ бость. Поняв это, Нина поняла и меня, мою неиспорченность, и поэтому вдруг взяла меня за руку и провела в душную и темную, как эта вот ночь, комнату... Отгоняя воспоминания, гргімко чурукнул чирок, надсадно за­ крякала кряква. Видать, почуяла нас и плавает где-то далеко. Начался лет уток. Стая за стаей проносились над нами, замелькали едва заметные утки. Но оказалось, что мы ошиблись в выборе места: утки летели на запад, в нашу сторону они и не смотрели.' Внезапно, разрывая тьму яркими вспышками, несколько раз гро­ мыхнуло. Васька стрелял в стаю шилохвостей. Я услышал, как шлепну­ лись на землю одна за другой две утки. Я глядел туда-сюда, но ничего не видел. Из-за выстрелов голоса птиц смолкли. Васька встал и поднял* упавших уток. Скоро опять разлилась тишина, а в ней зачурукал селе­ зень-чирок; далеко-далеко, в южном заливе, закрякала самка кряквы. Совсем близко булькнула вода. Я присмотрелся и увидел, что около мо­ их манков сидит селезень-чирок. Он покачал головой, точно что-то гово­ рил манкам. Видимо, он удивлялся, что манки не отвечали ему. Сердце у меня заколотилось. Потихоньку поднял я ружье и, прицелившись, спустил курок. Ружье толкнуло меня. Когда рассеялся дым от выстрела, 41