Сибирские огни, 1982, № 4
— Пуд Ильич, как нынче прозимовали? —спросил я у дяди.— Слы- шал я, что у вас на юбилее были какие-то неурядицы. — Обошли Андрея Кузьмича,—хмуро буркнул дядюшка. — Тыый, как это? Кто такие? — Таракановы. В этом году Тараканов встал на дыбы. — Но раньше он казался тише воды, ниже травы. — Был такой, но в этом году, получив власть, стал совсем другим. Три года назад у нас появился новый директор. Когда его назначили к нам, Андрей Кузьмич, человек простодушный, взял да и ляпнул, что зря-де его посылают, никаких знаний у него нет и как человек он сла бый. Конечно, «добрые люди» это донесли директору, тот и затаил зло бу. Новый директор назначил Тараканова завучем. — Но Тараканов же никудышный в методике! — А директору на это наплевать! Он не любит тех, кто его превос ходит. Ему нужны покорные льстецы. — Ясно.—Я плюнул и закурил.—Не выношу я подобных людишек. — Тараканов, став завучем, начал вдруг преследовать Андрея Кузь мича. — Это почему? — Математику, видите ли, поставил выше всего. Вместе с директо ром они и отодвинуили Андрея Кузьмича в сторону. Из дома вышла Нина со старушками и позвала меня в амбар. В школе, где работал Пуд Ильич, Андрей Кузьмич был самым тру долюбивым учителем. В ближайших школах не было такого богатого, как у него, пришкольного участка, биологического кабинета, живого уголка. Но руководство района почему-то делало вид, что ничего не ви дит и не слышит. Может, это результат процентомании, охватившей всех. Многие годы работу Андрея Кузьмича хвалили только среди учи- телей-биологов, да и то только в ближайших школах. А я бы не отдал Андрея Кузьмича за сотню таракановых и как методиста, и как органи затора. Единственный его недостаток —чрезвычайная скромность и пря мота. Был простодушен до наивности, наверное, этим и воспользовались его недруги. — Тукаам, сынок, мы сделали постель в этом южном амбаре. Зай ди и посмотри. Понравится ли невестке? — Конечно, понравится! —воскликнул я и с нежностью вспомнил сайылык своего детства. Спал, бывало, где тебе захочется, не то что в городе. Спи хоть в доме, хоть в амбаре, а хочешь, натяни палатку меж деревьев. Мы, ребятишки, любили спать на амбаре, под открытым небом. Это запомнилось на всю жизнь. Ночью, когда все уснут, спускаешься ук радкой и ходишь босиком по росистой траве, гоняешься за стрекозами, что мелькали стремительными тенями над обрывами, за летучими мыша ми охотишься. И все так по-ночному таинственно, и всякое тебе чудится. Дрожа от ночной прохлады, вскарабкаешься, как бурундук, на амбар, юркнешь под заячье одеяло и засыпаешь сладчайшим, здоровым сном. Утром солнечный лучик защекочет тебе нос и закрытые глаза, и ты вскакиваешь, счастливый и свежий. Я бы и теперь, но, увы, Нина... Та кая поэзия ей недоступна. Старушки решили уложить нас в южном амбаре. А в северном издавна спят Пуд Ильич с женой. А в теплом доме — старушки и дети. Южный амбар заранее прибрали, привели в порядок. В нем был пол из досок, но окон не было. Этот аккуратный амбарчик, прохладный и ти хий, как будто предназначался для отдыха. IV — Совсем помешались на работе,—- недовольно ворчит бабка Мап- па.—Пусть дети, приехавшие в зеленое лето погулять, отдохнут как следует. '22
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2