Сибирские огни, 1982, № 4

Она сидит, той м удростью увенчана. Что ж енщ ину вдруг п ревращ ает в ж енщ ину. А ветер бьется в м окры е кусты , И на мы су вдали горят костры . Приблизительно такие же ассоциации мо­ гут возникнуть, когда читаешь следующие строки А. Михайлова: И снова белый п арус брезжит, И снова светят небеса, И, не ц елованны е преж де, Восходят м илы е глаза. А в стихотворении «Белая ночь», пропи­ танном, в целом, локально-мифологической якутской образностью («Как туман, плывут над лугом сорок белых кобылиц»: «Проплы­ вают клином светлым девять белых журав­ лей»), заключительная строфа, кажется, по­ явилась не без влияния Фета: Я целую неж но-нежно Плечи белые твои... Как природа безм ятеж на В этот чисты й час любви. Все, что сказано выше,—менее всего ска­ зано в упрек поэту: хорошая школа —луч­ ше, чем никакая школа. А вот за что стоит упрекнуть автора,— так за то, что словом поэтическим он иног­ да распоряжается слишком уж вольно. По­ любился ему, допустим, глагол, «расцве­ тать» и производные от него существитель­ ные, прилагательные, наречия и—вдруг появляются целые стихотворные блоки и конструкции: «Сколько высоких минут рас­ цветет»; «Цвета отцветшего неба»; «Без­ молвно небеса цвели»; «Небо часто расцве­ тало»; «И солнце... в твоем расцветает ок­ не»; «Гимн расцвел» и т. д. и т. п. Думается, что такая «цветистость» не идет на пользу той видео- и звукозаписи мысли, которая всегда украшала стихи та­ лантливого якутского поэта. ВИТАЛИЙ КОРЖЕВ Иван Гоголев. Серебряное стремя. Стихи. Перевод с якутского.— М., «Советская Рос­ сия», 1979. «Серебряное стремя...» Читаешь на пе­ реплете слова, и тихим звоном отдаются они в сердце. Есть в них и сказочность, и тайна, и совершенно реальная основа, опора —пе­ ред дорогой в огромную серебряную стра­ ну. Открываешь книгу и думаешь: сейчас предстоит разгадывать тайну этой дороги, преодолевать препятствия, добираясь к кла­ дезям, где можно утолить жажду серебря­ ными струями. Но Иван Гоголев с первых же строк открывается перед нами, не лука­ вит, не пытается показаться значительнее и интереснее, чем он есть. Поэт объясняет нам «секрет своих сти­ хов», дарит «горсть земляники», приглаша­ ет в «избу детства», показывает «старую улицу Вилюйска» и со светлой улыбкой признается в своем богатстве: П ризнаю сь, ж адны х веселя: Забудьте зависть этуі Мои «вклад» — елани да поля. Ну а в сберкниж ке — ни рубля. Да и сберкниж ки нету... ...Да, у м еня и слезы есть, И боль, и совесть века. Не деньги, не обман, не лесть — Людей доверие и честь Богатство человека... И неторопливо, мелодично и ясно строчка за строчкой продолжаем мы, опираясь на серебряное стремя, путь по суровому и прекрасному краю. Богатому красивыми, добрыми и честными людьми, богатому пес­ нями, легендами и памятью народа, богато­ му сложнейшими чувствами человека к сво­ ей родной природе —тайге, рекам, зверям... Это кррй, где в хороводе на древнем празднике эсекай «ходят женщины —боги­ ни, прям как юноша старик», край, где «лю­ ди —скромность во плоти!», где «ягель в инее», где «лоси погибли в схватке, сцепив­ шись рогами смело... в бою за любовь»... И вместе с красотой своего края поэт да­ рит нам и свое сердце, всего себя. Мир — я. И я — природа. Наверно, пахну, как река, Смолой и свеж естью восхода, Хмельной прохладой ветерка... ...Мир — я. И в нем ум ру однаж ды и сотни р аз воскресну в нем... Даже в переводе мы ощущаем краски стихов, слышим их мелодию... И даже, ес­ ли бы переводы были бы плохими (чего, к счастью, не скажешь о переводах в данной книге), то, мне кажется, эти стихи испор­ тить было бы нельзя. Во-первых, слишком неповторим голос поэта и самобытны крас­ ки, и, во-вторых, каждое стихотворение на­ полнено глубочайшим смыслом и имеет как бы второе дно —поэтический подтекст, без которого стихи нельзя было бы назвать сти­ хами. «Айхал!»1— я говорю, склонясь Над каплей пота трудовой, И свету звезд, который нас Н аходит в бездне мировой... ...«АйхалІ» — пускай из века в век Звучит вблизи, звучит вдали, Чтоб слыщ ал каж ды й человек Моей страны и всей земли... Второй раздел книги называется «Песнь о Лене». Огромную реку Лену, дочь Земли и Неба дарит нам поэт. Реку, у которой «над исто­ ком солнце взойдет, гордо вскинув желтый венец, а над устьем круговорот завершит, усталым вконец». И целую я неспроста дочь Земли и Неба в уста. Мы встречаемся с весенней Леной, кото­ рая «из избы хрустальной, стужи невозмож­ ной, путь предвидя дальний, вышла осто­ рожно». Видим Лену летнюю, над которой «чайки парят». Любуемся осенней Леной. Свадьбы в ленские селенья осенью придут. Гром грем и т,— нет, это просто пляш ут и поют. И замираем тревожно и восхищенно перед Леной зимней: Зимней ночью под белой луной видел ли ты ленскую даль? О тливает она синевой, как меча старинная сталь. • А й х а л — будь славен! (якут.). 171