Сибирские огни, 1982, № 4

транспорт с солдатами. И очень своевремен­ ной, отвечающей душевной тревоге, явилась строевая песня: «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу гото­ вы». Кудрявцев продолжал выступать с рас­ сказами на армейские темы: «Присяга», «После фронта». В последнем из них была отображена радость фронтовика, вернувше­ гося после ранения в боях с белофиннами, радость, пробужденная рождением дочери. Последним явился рассказ «В походе». В нем —учебный поход во время коротких сборов, но читатели увидели рассказ в жур­ нале, когда на наших улицах уже звучала призывная боевая песня: «Идет война на­ родная, священная война», когда мы уже провожали своих братьев и сыновей в гроз­ ный боевой поход. Николая в ту весну раньше обычного призвали на лагерные оборы. В начале июня он лишь на несколько часов успел навестить семью. Уходя из дома, взглянул на наши окна, выходившие во двор, и на прощанье йомахал рукой. Так мы, примерно за. не­ делю до войны, расстались .навсегда. Для него война обернулась особенно тяж­ ким испытанием. В начале октября в районе Вязьмы часть, в которой он служил, вме­ сте с другими армиями попала в окружение. После кровопролитных боев пробивались к своим маленькими группами. Шли лесами по компасу. А когда кончилась в планшете карта, группа Кудрявцева, израсходоівав боеприпасы, попала в плен. Фашисты погна­ ли их на запад. На ночь загнали в какой-то промежуточный лагерь, обнесенный колю­ чей проволокой. А утром, когда колонну пленных погнали дальше, по обе стороны дороги, на счастье, оказался густой лес, и нескольким смельчакам удалось бежать. Среди них был и Николай Кудрявцев. Спа­ саясь от автоматных очередей, залегли в чащобе. В сумерки начали пробираться на восток. По звездам. С Николаем было два человека. Некоторое время они шли только лесами, но голод погнал к уцелевшим де­ ревням. Хотя они успели переодеться в крестьянскую одежду, их, молодых мужи­ ков, три раза схватывали фашистские разъ­ езды и снова отправляли на запад. По сча­ стью, всякий раз им удавалось ускользать из-под охраны. Однажды пьяные фашисты, глумясь над ними, поспорили, кто скорее, не пополняя обоймы пистолета, уложиіу одного из русских «Иванов». Своеобразное людо­ едское пари! У черты на земле положили два бумажника. К стене амбара первым поставили москвича, молодого парня, вок­ руг его головы начертили мелом нимб. Первый из стрелков промахнулся все шесть раз, второй убил «Ивана» с третьего выст­ рела. Выигравший пари схватил бумажники и побежал за шнапсом, остальные —за ним. Николай и его спутник, уроженец города Епифани, и на этот раз остались в живых. Ночью снова двинулись на восток. Зима давно накрыла поля белым саваном, а они все шли и шли. В деревнях женщины и старики с риском для жизни укрывали их на день. И только 15 декабря они под Епи- фанью вышли к своим. Позднее Николай вспоминал: «Хвастовством было бы говорить «мы вышли», правильнее говорить: «Нас вы­ вел наш народ». Разве прошли бы мы сотни километров осенью и зимой по пространст­ ве ву врага, лишенные оружия и всех средств жизни?! Ни мы, ни сотни других не смогли бы сделать этого. Народ кормил нас. Он да­ вал нам приют, он указывал наиболее безо­ пасный путь». « Но вышли они без документов. Кто такие? На слово им нельзя было поверить. Не заб­ рошены ли врагом? И, понятно, их отпра­ вили на проверку в лагерь таких же безве­ стных окруженцев, как они. Вера Андреевна поехала туда, подтверди­ ла, что этот выходец из окружения —Куд­ рявцев, ее муж, коммунист, писатель. То была их последняя встреча. Николая напра­ вили на передовую. Вскоре он погиб в на­ ступательном бою где-то под Оршей. Вера Андреевна привезла из лагеря руко­ пись Николая «Из фашистского плена (О виденном и пережитом)». Мы напечатали эти воспоминания в третьем выпуске (1943 г.) альманаха «Сибирские огни», ко­ торый на все годы войны заменил наш жур­ нал. Все здоровые писатели призывных возра­ стов давно ушли на фронт, и Вера Кудряв­ цева стала секретарем писательской органи­ зации, в которой в те годы преобладали старики, больные да эвакуированные из Ле­ нинграда и Москвы поэты, прозаики и дра­ матурги непризывного возраста. Глеб Пушкарев Первым в нашем доме поселился Глеб Михайлович Пушкарев. Ему отвели четвер­ тую квартиру, где было три комнаты. С те­ лефоном, являвшимся большой редкостью для начала тридцатых годов. У него был такой громадный стол, какой не снился ни одному литератору. Такой стол, как поле, не накроешь даже самой большой скатертью. Да такой стол и не понадобился бы никому другому, кроме него. Стол Пуш­ карева был загроможден книгами и журна­ лами. По привычке хозяин держал под руками, возле чернильницы, большие ножни­ цы и баночку с клеем. Эта привычка сложи­ лась в начале двадцатых годов, когда пи­ сатель совместно с одним педагогом состав­ лял книги для классного и внеклассного чтения в школах: тогда считалось делом че­ сти и гордости иметь учебники, составленные из местного материала, и ножницы состави­ телю были нужнее чернильницы. Так он явил­ ся главным соавтором шести учебников для сибирских школ. Несколько позднее он со­ ставил своего рода антологию «Сибирь в художественной литературе», представляв­ шую по тому времени немалый интерес. Родился Глеб Михайлович в Томске в 1889 году. После окончания Барнаульского реального училища продолжал образование в Петербургском психоневрологическом ин­ ституте, но при мобилизации на фронт пер­ вой мировой войны оказался рядовым хи­ мической роты. Печататься начал еще в газе­ тах 1909 года. Мне запомнился его рассказ «В малинниках», опубликованный в страш­ ный колчаковский год в журнале «Сибир­ ский рассвет». В нем, хотя и кратко, что являлось характерным для ранних расска­ зов одаренного автора, говорилось о крова­ вой расправе, чинимой колчаковцами в са­ дах возле Барнаула. Надо было иметь