Сибирские огни, 1982, № 4

димир Зазубрин, когда говорил о прозе жур­ нала за первые пять лет: «Дубняк весь черен. От его рассказов ве­ ет жутью деревенской дикости и косности... Дубняк работает в крестьянской газете. Каждый день через его руки проходят сотни селькоровских писем. Кажется, что писатель отбирает самые мрачные из них, и из них, из этих подлинных кусков жизни, монтирует свои рассказы. Писателю надо выучиться не только монтировать, но и обобщать, переваривать сырье материала. Недоваренность его вещей заметна, непро­ работанные куски материала на зубах как каша с песком». И молодой писатель, похоронив Дубняка, отправился в гущу рабочей среды, в годы первой пятилетки стал своим человеком на стройках Кузбасса. Его рассказы и повести тех лет, подписанные полным именем и под­ линной фамилией, стали называться под­ черкнуто по профессиям главных действую­ щих лиц: «Штукатуры», «Трубоклады». Был еще рассказ «Болты». Под руками ка­ менщиков, ударников первой пятилетки, за­ водские трубы подымались все выше и вы­ ше, были видны издалека, а душевный мир персонажей оставался непрорисован- ным. Писателю все еще не хватало мастер­ ского огня, чтобы избавиться от недоварен- ности. Летом 1934 года к нам приезжал извест­ ный французский писатель Андрэ Мальро. Он побывал в Горном Алтае. В Новосибир­ ске поделился с нами впечатлениями от этой поездки. В Москве во время первого съезда писателей сфотографировался с нашей делегацией. Среди нас был и Нико­ лай Кудрявцев. Ему запали глубоко в па­ мять слова Мальро, произнесенные на съез­ де: — Вот образ Советского Союза. Он соз­ дан литературой. Выражает ли он действи­ тельность? Внешне —да, в психологии и морали —нет. Культура —это всегда учить­ ся. Но, товарищи, те, у кого мы теперь учим­ ся, у кого учились они? Мы читаем Льва Толстого, но у Толстого не было книг Тол­ стого. То, что он нам дает, он сам должен был это открыть. Как все мы, делегаты съезда, Кудрявцев старался не проронить ни единого слова из доклада и заключительной речи Алексея Максимовича. Высоко ценя «победу боль­ шевизма на съезде писателен», Горький счи­ тал, что необходимо «возвысить качество работы». Он призывал «учиться —учиться думать, работать, учиться уважать и це­ нить друг друга, как ценят друг друга бой­ цы на полях битвы». По возращении из Москвы мы с Нико­ лаем отправились в Кузбасс, на собраниях шахтеров и металлургов рассказывали о съезде, о Горьком, три вечера провели в бе­ седах на квартирах лучших бригадиров ударных бригад. И рабочие всюду вели речь о повышении идейно-художествен­ ного качества книг, о молодых литера­ турных кадрах, о создании истории фабрик и заводов, о необходимости учебы у класси­ ков. Так, на собрании ударников в клубе «Нацмен» выступавшие казахи вспомнили великого Абая, своеобразного Пушкина ка­ захских степей. Не забывать классику, не выбрасывать ее, как призывали некоторые левацкие крикуны, а учиться казахам нуж­ но у Абая так же, как русские молодые ли­ тераторы учатся у Пушкина, у Толстого, у Горького. — Мы должны овладеть наследством, взять у Абая все -лучшее,—говорил один из молодых казахов, переехавший из степи на работу в индустриальный Кузбасс. Учиться мастерству —это после съезда стало законом для всех нас, качество книг, к чему призывал Горький, начало улучшать­ ся. Возросло мастерство и Николая Кудряв­ цева. Во второй половине тридцатых годов его, старшего политрука, каждое лето призывали на лагерные сборы. Это благотворно сказа­ лось на его творчестве: армия дала ему но­ вые для того времени, когда в мире возра­ стала напряженность, важные темы. В 1937 году он написал свое лучшее произведе­ ние—повесть о летчиках «Друзья». В том году Николай Александрович и Ве­ ра Андреевна Кудрявцевы переехали в наш дом, в опустевшую девятую квартиру. У них было двое детей: дочка, носившая почему-то татарское имя Аза, и сын Мак­ сим, названный в честь Максима Горького. Вскоре к ним из какой-то поволжской обла­ сти приехали родители Веры Андреевны. Кроме стариков, все —давно знакомые лю­ ди, но время наступило тревожное, и каза­ лось, что Ошаровы унесли с собой из дома товарищеский, я бы сказал, межквартирный уют. Мы реже стали ходить из двери в дверь к соседям запросто потолковать о литера­ турных новостях. И во дворе в то лето уже не играли в волейбол; и зимой не превра­ щали середину двора в каток, и не устраи­ вали общую новогоднюю елку. В сердца пробиралась какая-то горькая насторожен­ ность, переходившая в невольную отчужден­ ность. Мы ждали спокойных дней —они не возвращались. Литература все чаще и чаще обращалась к героическому прошлому, появлялись книги о видных деятелях революции, о беспример­ ных подвигах в годы гражданской войны, о славных командармах партизанского дви­ жения. Николай Кудрявцев летом 1939 года отправился в Нарым, в те далекие и гиблые места, где отбывал ссылку Яков Михайло­ вич Свердлов. Для этого потребовалось подняться на лодке по извилистой таежной реке Кеть до малюсенькой деревеньки Мак- симкин Яр. Более глухого места на всем Обском севере невозможно сыскать. После этой поездки и изучения архивных материа­ лов писатель дал в «Сибирские огни» исто­ рический очерк «Я. М. Свердлов в Нарым- ской ссылке». Вскоре очерк был издан от­ дельной книжкой. Общенародная тревога за судьбы страны возрастала с каждым годом, в особенности после того, как гитлеровцы, инспирировав пограничный инцидент, напали на Польшу. Договор с Германией не успокаивал. Какое же может быть доверие к фашистам? Но он строго соблюдался. Мы понимали, что до­ говор дает передышку, необходимую для модернизации вооружения нашей Красной Армии. Мы радовались быстрому росту ин­ дустриальной мощи Урала и Кузбасса. Весна сорок первого, казалось, принесла миру тишину, но та тишина была обманчи­ вой, как бывает перед грозой. В газетах промелькнуло короткое глуховатое сообще­ ние: на север Балтики прошел какой-то 157