Сибирские огни, 1982, № 4

держала утреннюю зарю в левом глазу. За­ ря пропыхнула смолевой лучиной и погас­ ла». Как быть дальше? Девочка — глаза старика, благодаря ей он как бы видит лес, говорит, что она немножно «облевила», надо держаться правее, чтобы выйти к речке... Сорок семь лет назад я прочел эти главы, а таежные картины и сейчас как бы стоят перед глазами. Талантливая живопись сло­ вом с одного чтения покоряет читателя. Дождавшись выхода своего первого рома­ на, автор послал его Горькому, «как сын любимому отцу». «Знаю я,— продолжал писать на титульном листе,— что книжка получилась сырая, однако допечь ее мне бы­ ло нечем. В моем костре не хватило углей, достать же нужную охапку дров было не­ где». Вспомнил встречу в Горках: «Ваши сердечные указания и советы — внутренне организовали меня, согрели во мне веру, закрепили волю, и я, вернувшись в Сибирь, повел свой кочевой аргиш дальше». Новым аргишем была работа над второй частью романа, которую он назвал по имени главного героя —«Сауд». В этой части, по свидетельству Вивиана Итина, автор стре­ мился показать эвенков «уже после Ок­ тябрьской революции. Это также,—расска­ зывал Итин,—«великое кочевье» —от сред­ невекового быта и самых диких форм эк­ сплуатации к строительству социализма, пробуждающего гигантские производитель­ ные силы Северной Азии». Очень жаль, что рукопись этой части романа в 1937 году ис­ чезла. Невосполнимая утрата. Возможно, семья Михаила Ивановича утеряла ее в ту трудную пору, когда срочно перебиралась из нашего дома в другую квартиру и на­ долго потеряла связь с литературной сре­ дой. Но Михаил Иванович успел закончить в нашем доме книгу «Северных сказок». 25 апреля 1936 года он сообщил Горькому: «Могу сказать то, что в книгу вошел ма­ териал свежий и никем еще не затронутый. По сути книжка является первоначальной попыткой показать нашей общественности, а, главным образом, самим туземцам, каки­ ми богатствами располагают они. Я буду сердечно рад, если только этот сборничек пробудит интерес туземцев Туруханского края и толкнет их самих на сбор и записы­ вание своих словесных богатств. Конечно, записи их будут точнее и устранят те досад­ ные недочеты, которые есть и должны быть в моей работе». Михаила Ошарова с полным к тому ос­ нованием называли певцом севера. Скончал­ ся он где-то вдали от любимых и родных мест 24 июня 1943 года. Его первая повесть, которой он в свое время отдал более четырех лет работы, пролежала в рукописи тридцать пять лет. Только в 1964 году, по поручению редакции «Сибирских огней», Евгений Филиппович Иванов (Филиппыч) и Николай Николае­ вич Яновский с согласия семьи покойного* писателя сделали «необходимую доработ­ ку», и журнал опубликовал ее под назва­ нием «Бегут воды Кимчу. Повесть о любви». Николай Кудрявцев Журналистская судьба свела меня с ним в 1923 году для совместной работы в редак- 156 ции краевой газеты «Сельская правда». Не. которое время при газете выходил ежеме­ сячный журнал «Сибирская деревня». Мы даже пытались его иллюстрировать, но фо­ токорреспондентов в ту пору не было, а туманные клише случайных снимков отти­ скивались на шершавой бумаге унылыми черными пятнами. Я пробовал писать бес­ помощные «рассказы», Николай, иногда за­ мещавший главного редактора Петра Клав­ диевича Голикова, давал статьи о крестьян­ ском займе да под псевдонимом Н. Дубня­ ка «Шутливые сказания» о «необычных», а точнее сказать, примитивных приключениях «тихожиткинского мужика Дормидона». Шли эти «приключения» под рубрикой «Смех и горе». В одном из «сказаний» было заверстано уличное объявление: «В скором времени аэроплан «Юнкере» отправился в свой пробный полет по нашим пустынным просторам. С целью распростра­ нения идей Воздухофлота, редакцией дере­ венской газеты «Петушиный хвост» вы­ зван ряд крестьян из ближайших селений для участия в полете. Приглашенные пока не прибыли. Это заставляет отложить на не­ определенное время предполагаемый полет». Читателям полагалось смеяться над на­ званием газеты, но вместо ожидаемого сме­ ха оставалось одно «горе». И все же Николай был грамотнее меня, порой правил мои «рассказы» и юморески для рубрики «Оглоблей по затылку» (в подра­ жание крокодильским «вилам в бок»), кото­ рую я вел в газете. На съезде селькоров меня избрали пред­ седателем Сибирского бюро крестьянских корреспондентов, а что делать этому бюро — никто в редакции не знал. И все же мы пи­ сали селькорам какие-то письма. На собра­ ниях литературного кружка при редакции читали свои рукописи. Там нас подбадрива­ ли,—свои писатели! —хотя всегда оказыва­ лось больше поводов для критических за­ мечаний, чем для похвал. Вдумчивая критика принесла бы больше пользы. А писать мы, люди упорные и одер­ жимые, все равно бы не бросили. Сейчас вижу Николая сквозь дымку пя­ тидесяти восьми лет. Был он высоким, ху­ дощавым, глаза черные, немножко косова­ тые. Любил песни. В дуржеском застолье чаще всего запевал «Бродягу». А когда хмель посильнее разогревал его, начинал «шаманить»: садился на пол, поджав ноги калачом, будто у костра, бил кулаком в ка­ кую-нибудь жестянку (больше всего ему пригождалась заслонка от русской печи), бормотал что-то невнятнее, затем подымал­ ся во весь рост и, кружась, ухал, припля­ сывал, вздымал жестянку, словно бубен, над головой и заливался непонятным речетати- вом. «Шаманить» он стал после большого путешествия с Оленичем-Гнененко и еще од­ ним другом, кажется, Филиппычем, верхом на конях из Хакасии, через юг Телецкого озера в Бийск. Помимо шаманов там пови­ дал немало охотников, но, хотя и любил природу, охотником не стал. Вероятно, из-за близорукости. Уже в 1924 году мы относили свои руко­ писи в «Сибирские огни». Меня там года два браковали а у Николая под тем же псевдонимом Дубняк печатали мрачные рассказы, один из которых назывался «Зе­ леная топь». Его справедливо упрекал Вла- і