Сибирские огни, 1982, № 4

Формируя у читателя образ «новой лите­ ратуры», В. Правдухин избегал давать ка­ кие-либо творческие рецепты или предпи­ сания, но жанр «литературных мечтаний» не был чужд ему, и в этом сказалась не только его преемственная связь с классиче­ ской критикой, прежде всего с Белинским, но и верность духу времени, когда «все переворотилось», когда «жизнь разворошена революцией до корня, опалена до сердцеви­ ны», но когда очень хотелось представить, как это «все» уложится, выстроится, вопло­ тится в быль. Сегодня нельзя не порадовать­ ся дару правдухинских предвидений, нельзя не подивиться той силе прозорливости и глубине прогнозов, которые отличают его размышления о судьбах литературы в Си­ бири. «Сибиряки,— убежден критик,— -не­ сомненно займут свое место в литературе, и Сибирь и ее жизнь уже в произведениях Короленко, Серошевского, В. Шишкова, А. Новоселова и др. нашли свое соответ­ ствующее отражение. Это доказывает осо­ бенно последний период, период революции, который выдвигает Сибирь на значительное место в общем мировом развитии. То, что в Сибири была колчаковщина, то, что Сибирь сумела от нее излечиться, доказывает ее жизнеспособность и внутреннюю потенци­ альную силу. Явление партизанщины выд­ вигает Сибирь на видное место в общем развитии революции, дает ей действительно целостно-своеобразный социальный облик, а ее природные богатства сулят ей большие экономические, производственные перспек­ тивы». Если обратиться к печати 20—30-х годов, то легко убедиться, что она пестрела самы­ ми противоречивыми суждениями о сути, смысле и значении литературно-критической деятельности В. Правдухина. Высокой оцещ ки удостаивается она со стороны Ем. Яро­ славского, не отделявшего успехов «Си­ бирских огней» от того вклада, который вносил критик. Одобрительно отзывается о его статье «Искусство в стихии революции» А. Луначарский: «Очень хотелось бы, чтобы такие взгляды, какие выражает т. Правду­ хин, как можно шире распространялись в нашей партии». И в то же время литературно-критическая позиция В. Правдухина становится объек­ том' нападок со стороны лефовцев, раппов- цев, напостовцев... При этом они не утруж­ дали себя аргументированными доказатель­ ствами неправоты критика, обстоятельным разбором его статей, концепций, взглядов, а били, что называется, с плеча, дубинкой политических обвинений. Неутомимым в этом отношении был, например, тот же Н. Чужак, видевший в чрезмерном, как ему казалось, увлечении В. Правдухина Блохом, Есениным, Короленко, не менее как «непо­ нимание задач пролетарской литературы». Критику А. Высоцкому уже в 30-е годы виделась в статьях В. Правдухина «ревизия основных положений марксистской методо­ логии в области художественной критики и искусства вообще» («Сибирские огни», 1932, № 1, с. 67). Инерция предвзято-негативного отношения к В. Правдухину продолжала сохраняться еще и в 60-е годы, о чем сви­ детельствуют общие работы по истории со­ ветской журналистики 20—30-х годов (см., например: Аі А. Максимов. Советская жур­ налистика 20-х годов. Изд. Ленинградского 150 ун-тета, 1964, с. 63). Многие годы эта инер­ ция мешала исследователям увидеть пози­ тивное содержание и конструктивные сто­ роны творчества В. Правдухина, отделить в нем случайные, наносные черты от того бесспорного, что оправдало себя, выдержало проверку временем. Не лишним будет отметить, что заслуга принципиального и смелого пересмотра сло­ жившегося отношения к В. Правдухину как одному из первых советских критиков при­ надлежит современным сибирским исследо­ вателям. И тут необходимо сослаться на интересные и содержательные работы С. С. Парамонова, справедливо отметившего, что чаще всего В. Правдухина критиковали «с позиций гипертрофированного пролетарско­ го самолюбия, которое В. И. Ленин называл комчванством и которое ничего общего не имеет с действительно пролетарской идеоло­ гией и психологией». • Сегодня задача состоит в том, чтобы, обо­ гащая палитру критических суждений о ли­ тературе 20-х годов, полнее 'включать статьи В. Правдухина в литературоведче­ ский оборот. Можно только пожалеть, что так плодотворно начавшаяся в 20-е годы литературно-критическая деятельность не получила столь же интенсивного продолже­ ния в 30-е годы, когда В. Правдухин почти целиком отдался писательской работе. Едва ли это следует объяснять тем, что в ней он пытался найти лишь тихое пристанище от беспощадности литературной борьбы; ско­ рее всего, сказалось стремление полнее про­ явиться в другом своем призвании — ху­ дожественном творчестве. Ведь даже и в критических статьях В. Правдухин был живописцем слова. Мета­ форичность, поэтическая образность были их отличительной чертой: имажинисты у него «надрываются и кричат, щеголяя своими образами, как малявинские бабы сарафана­ ми»; футуристы «производят какое-то жут­ кое беспокойство заблудившегося зверя», Есенин, «как личность, особенно в начале пути, был лишь жалейкой, через которую прорывалась песня» и т. д. К сожалению, как писатель В. Правдухин изучен и известен в еще меньшей степени, чем критик; и здесь долг нашего литерату­ роведения перед ним больше и неотложней. Ему принадлежат книги очерков «По излу­ чинам Урала» и «Годы, тропы, ружье»; имея в виду последнюю, Е. Пермитин назвал В. Правдухина «автором замечательнейшей книги, к сожалению, давно уже ставшей биб­ лиографической редкостью». Правда, с тех пор, как были написаны эти слова, обстоя­ тельства несколько изменились. В 1968 году эта книга была переиздана в Москве изда­ тельством «Советский писатель». В том же году в Челябинске, в серии «Уральская библиотека», вышел вторым изданием роман «Яик уходит в море». И хотя обе книги после этого перестали быть библиографиче­ ской редкостью, однако они достойны того, чтобы быть включенными в более широкий круг современного чтения. «Знаете, какая чудесная книга мне попа­ лась с несколько странным названием: «Годы, тропы, ружье»,— делился своими впечатлениями Глеб Максимилианович Кржижановский,— я прямо не мог отор­ ваться! Не часто встречаются такие худо­ жественные искренние произведения».