Сибирские огни, 1982, № 4

ему идеологически поэты-пролеткультовцы остались чужды ему эстетически, стихи их не доходят до его души и прежде всего по­ тому, что «сами они остались чужды внут­ ренней стихии поэзии». Корень их творче­ ской несостоятельности видится критику в том, что классовое искусство пролетариата они пытались строить «не на первооснове человеческой», а исходя лишь «из внешне­ го вещного —фабрик, бетонных труб»... Точно так же, пытаясь объяснить идейно­ эстетическую значимость поэмы А. Блока «Двенадцать», которая буквально «срослась с историей революции», исследователь обна­ руживает причины этого в том, что автор поэмы «преодолел умозрительность», проде­ лал сложный, но необходимый в литерату­ ре путь «от внешнего к внутреннему, от картин в глубину». В- историю советской литературы 20-е годы вошли как один из самых ответствен­ нейших моментов ее становления. Слож­ ность самой общественной жизни в стране обусловила особый драматизм литератур­ ного процесса. Достаточно напомнить, что в начале 20-х годов в одной Москве насчи­ тывалось более тридцати всякого рода ли­ тературных групп, обществ, ассоциаций, объединений, товариществ и т. д., и все они в острой борьбе друг с другом отстаивали свои взгляды, свое понимание «нового ис­ кусства». Еще сильны были тогда позиции теоретиков «Перевала», не веривших в со­ здание пролетарской культуры и преувели­ чивавших роль интуитивного начала в искус­ стве. Внешне им противостоял «Леф» со своей теорией «социального заказа» и лите­ ратуры фактов», а на деле также снижавший идеологическую значимость литературы. Особую опасность для становления молодо­ го искусства представляли те группы лите­ раторов, которые в стремлении к новым формам впадали в левачество, экстремизм, комчванство, вульгаризаторство, нередко — в нигилизм по отношению к литературе прошлого, к классическому наследию, а то и в пренебржение по отношению к творче-, ству непролетарских писателей, именуемых тогда попутчиками. В особенности грешили этим напостовцы, позиции которых были сильны в журналах «На литературном по­ сту» и «Молодая гвардия». В. Правдухйн сразу же включился в на­ пряженную литературную борьбу 20-х го­ дов, обнаружив при этом темперамент на­ стоящего борца, страстного полемиста, опытного критика, последовательно и убеж­ денно защищающего идеал литературы правдивой, гуманной, интернациональной и по справедливости оправдывающего в этом смысле имя «неистового Валериана» и «сибирского Белинского». Молодой советской литературе, «рожден­ ной революцией, органически возникающей из пламени ее разрушительно-бурных и со- зидательно-зоревых устремлений», критик служил беззаветно, самоотверженно. Он верил в ее успехи, ее расцвет в недалеком будущем. В статье «Художественная лите­ ратура за семь лет» он делает оптимисти­ ческое заключение: «Несмотря на то, что на­ ши молодые писатели не дали законченных, широчайших полотен, можно быть спокой­ ным и уверенным за судьбы нашего искус­ ства, нашей художественной литературы. Светлая стихия Горького побеждает1стихию 148 темной Андреевщины, извращенной и изло­ манной мистики Андр. Белого». В отличие от всех тех, кто, рассуждая о «новом искусстве», пренебрегал фактиче­ ским положением дел на литературном фронте, исследователь считал необходимым исходить из действительного состояния и реального содержания литературного про­ цесса: в нем самом искал «точки роста», уповал на его здоровые начала. Не мог он оставаться спокойным, видя, какой вред наносят советской литературе «эстетствую-1 щие политики» из журналов «Леф» и «На литературном посту», навязывая ей «схемы прямолинейных догматов». Новую литера­ туру он воспринимал как «органически воз­ никающую» из революции и никакой другой не ждал и не искал, предпочитая иметь де­ ло с исполненным живыми противоречиями действительно сущим литературным процес­ сом. В литературу пришли люди, имеющие за плечами не литературные институты и профессионально-писательскую выучку, а лишь опыт беспощадной социальной борь­ бы: «А. Неверов где-то в Самаре редакти­ ровал красноармейскую газету, Л. Сейфул- лина занималась, как библиотекарша, реквизицией книг, В. Иванов еще только остывал от сибирских скитаний, многие, как Ю. Лебединский, И. Бабель, А. Малыш- кин, дрались или скитались по бесконечным фронтам»,— перечислял критик имена писателей, только что сменивших штык на перо. В этих условиях идеал новой литера­ туры возникал лишь контурно из ощуще­ ния их исканий, становления, движения. Потому В. Правдухйн остерегался окон­ чательных, «не подлежащих обжалованию» суждений, потому так претил ему ментор­ ский тон рапповцев, нетерпимость и катего­ ричность напостовцев, и его собственные критические высказывания были примером тактичного, бережного, внимательного отно­ шения к писателю. Он предпочитал скорее выдать некоторый аванс в счет будущих - художественных заслуг писателя, нежели задеть его Недоверием или сомнением. Чи­ тать его статьи сегодня и поучительно, и интересно: встает живая, непридуманная, нарисованная прямо с натуры картина ли­ тературной жизни 20-х годов. Его мнение нельзя не учитывать при создании «творче­ ского портрета» того или иного писателя 20—30-х годов равно как и при написании общей литературной истории того времени. В поле зрения В. Правдухина оказывается включенным весь литературный процесс России; во многом благодаря его широко охватным статьям выходящий в Сибири журнал превращается в орган, менее всего заслуживающий упрека в провинциальной глухоте и ограниченности, областнической узости и предвзятости. В одной только статье «Художественная литература за .семь лет» он обстоятельно разбирает творчество Л. Андреева, Б. Пильняка, Вс. Иванова, В. Зазубрина, Л. Сейфуллиной, Ю. Либе- двнского, И. Бабеля, А. Малышкияа, А. Се­ рафимовича, А. Неверова, А. Тарасова-Ро­ дионова, Е. Зозули, Л. Леонова, А. Перегу­ дова, М. Пришвина, Вяч. Шишкова, А. Толстого, Е. Замятина, упоминает, десят­ ки других имен и произведений, не случайно завершая эту панораму литературной жизни страны блестящим разбором произведения М. Горького — «Мои университеты».