Сибирские огни, 1982, № 4

Но у него хватает сил и мудрости, что­ бы понять благодатный смысл труда людей, меняющих облик Вилюя. И находятся пол­ новесные слова, чтобы сказать об этом: Грози, Вилюй, вали, воюй — Грызи тяжелые каменья. Твое грядущее, Вилюй, Полно высокого значенья. Якутия —источник его образности. Когда-то конструктивисты выдвинули ло­ кальность в качестве обязательного прин­ ципа организации искусства слова. Принцип этот предполагал «максимальную эксплоа- тацию темы» в ее изобразительных сред­ ствах. Леонид Попов чужд конструктивист­ ской локальной обязательности. Но неназой­ ливая естественная локальная образность ему близка, и он умеет высекать из нее искры художественности. «Осень, длинным солнцем обогрета», «Длинное солнце» — эпитет, рожденный на высокой широте, где солнечный день, как и ночь, длится не часа­ ми, а месяцами. Местным колоритом окра­ шена метафора: Взгляну на небо, радугу возьму, Как шелковый кушак ее надену... Иногда он щедро, размашисто разбра­ сывает жемчужины сравнений, как будто заимствованных из неисчерпаемых кладо­ вых народного эпоса: В Якутии рассвет — что хвост лисицы красной, А вечера ее — как соболиный мех. Весною дьім листвы висит на небе ясном. Зимою, как песец, ее сверкает снег... («Край России») Сколько уже было написано, в стихах и прозе, о чувстве семьи единой, о русском народе, о России —цементирующей силе этой семьи. Есть и у Леонида Попова сти­ хи, декларирующие это чувство. Вот ми­ ниатюра «На Софийском вокзале»: Русский! Русский! — кричали болгары. Обнимали. Цветами осыпали нас. И улыбки дарили. И вина предлагали. И стояли мы — ненец, якут и хакас — На приветливом, людном софийском вокзале. Вспомнив наши далекие города. Но — как дети России — Мы руки встречающим жали, Отвечая: — Да| Русские! Русские, да!... Десять строк. Но каких емких! Как при вспышке магния, раскрылись три сечения большой темы. Свободно и естественно вы­ ступила в них душа якута, ни на минуту не забывающего свою далекую Родину. И, вместе с тем, чувство спаянности, пол­ ной слитности с Россией, вызвавшее как бы непроизвольное восклицание: «Да! Русские! Русские, да!». И, наконец,—чувство родст­ ва с другими народами, чьи гостеприимные вокзалы, как дружеские объятия, открыты перед ним и его хакасским и ненецким то­ варищами. Чувство семьи единой как бы пе­ ресекает границы родной страны, приобре­ тая интернациональный смысл. Крохотный эпизод встречи на вокзале в Софии, начи­ сто лишенный риторических и дидактиче­ ских интонаций, обрамленный двумя вос­ клицательными фразами, высветил и ска­ зал многое. Якутия для него частица огромной стра­ ны России, восточное «крыло ее». «Да, я русский! В России рожден!»—восклицает герой поэмы «Жизнь, ставшая песней»— якут, Герой Советского Союза Федор По­ пов, уроженец наслега Батыры, однофами­ лец поэта. Такое отождествление своей на­ циональности с русской возникает на поч­ ве национальной гордости, а не националь­ ного самоуничижения. И примечательно, что органическая связь с русским народом выступает гарантом уве­ ренности в будущем. Потому обычный те­ лефонный разговор между Москвой и Якут- ском, между отцом и сыном, за которым ощутимы автобиографические реалии, при­ обретает под пером поэта смысл широко­ го обобщения: Москва с Якутском говорит: С моей Якутией — Россия... Счастливый путь вперед открыт!. Я твердо верю в счастье сына. («Голос сына») х Несколько лет назад в статье одного из критиков журнала «Полярная звезда» я прочитал строки, показавшиеся мне твор­ ческой программой национальной литерату­ ры. Там сказано, «что кончается пора ее из­ начального самоопределения, ее превраще­ ния из литературы народности в литерату­ ру национальную». И что недалеко время, когда якутские писатели «по-настоящему научатся поднимать свой жизненный мате­ риал до мирового значения». Поэзия Леонида Попова находится на этом магистральном пути развития нацио­ нальной литературы. Он признанный поэт не только Якутии. Еще Леонид Соболев в докладе на втором съезде писателей РСФСР назвал имя Леонида Попова в чи­ сле «поэтических звезд России первой ве­ личины». Его стихи включены в Библиоте­ ку Мировой поэзии и в Антологию Мировой поэзии на украинском языке. Он вышел к большому читателю своей страны и ша­ гает за ее пределы. Его локальная образность подчинена большим, масштабным, далеко не местным раздумьям о времени и человеке. В трубы яростные трубя. Повторяет суровый век: — Человек, пересиль себя! Превзойди себя, человек! Кто-то шепчет, слышу, в ответ: — Легче Лену мне переплыть. Верхоянский дикий хребет В бурю снежную покорить! Но опять сквозь ветер и снег, Повторяет суровый век: — Превзойди себя, человек. Потому что ты — Человек! Лена и Верхоянский хребет здесь не про­ сто приметы края. Они придают общечело­ веческой теме национальную конкретность: не вообще человек должен превзойти себя, а конкретный человек родного' ему племе­ ни, перед которым возникли общечело­ веческие горизонты, ранее просто немысли­ мые. В его наказе космонавту («Говорящий со звездами») слышны привычные мотивы восхищения и гордости людьми, вознесен­ ными «на такую страшную, что богам не снилась, высоту». Но и тут —свой неожи­ данный ход, своя земная добрая улыбка: 141