Сибирские огни, 1982, № 4
дить все новые и новые улицы. Сонные улицы гулко отзывались их ша гами по тротуару, равнодушно покоили дома, и от этого в Елене все больше копились отчаяние и безысходность. Заявив в милицию, они еще раз сходили на берег Оби, кричали и звали Сергуню, переполошили собак и сторожей на причалах. В вагончике спал истомившийся в ожидании Андрюха. Елена раз дела его, уложила под одеяло. Огляделась, бессмысленно поискала гла зами и, не найдя предмета, который бы отвлек ее от заполнившей трево ги, упала на стол и беззвучно заплакала. Толя и Григорий Иванович потерянно сидели по обе стороны стола, не смея тронуть Елену, не смея уговаривать ее. Тягучая и жуткая тиши на, казалось, еще больше сгорбила вагончик, стянула в морщины его стены. Он, словно островок, выдранный с корнями бешеным течением реки, бился о крутой берег, намеренно подрывая его, ожидая сокруши тельного удара. И все, что на нем и в нем, обреченно и тихо замерло. Пробивался к сознанию людей неугомонный будильник: тик-так. И минуты были растянуты до бесконечности, несмотря на равномерный скок механизма. В дверь вагончика громко постучали. Трое встрепенулись. Ойкнула Елена. Первым подскочил к двери Толя. Открыл. Вошел милиционер. Справился, тут ли живут Сафроновы. За мили ционером стоял мужчина с Сергуней на руках. Голова ребенка была откинута на плечо незнакомца. Тело казалось безжизненным. — Вот. Пожалуйста. Нашелся ваш сын,—сказал милиционер, обра щаясь к Григорию. Елена протянула руки к сыну, замерев и не смея прикоснуться. — Вы, папаша, за сыном-то смотрите, понимаешь ли,—сурово про изнес незнакомец.—С Обью, понимаешь ли, не шутят. Следить, говорю, за ребятами надо, раз имеете,—прибавил он в голосе.—Будь моя воля, по шее бы тебе, папаша! Григорий бережно принял Сергуню. Прижал его к груди и впервые за весь вечер обронил: * — Ленушка, да ведь он живой! — Живой, а каким ему быть? —удивился незнакомец.—Не принес бы, если не живой. Елена обессиленно опустилась на стул, бледная, похудевшая за этот вечер; потом, будто враз опомнившись, бросилась к Григорию, перехва тила Сергуню, положила на кровать и, словно не веря себе, ощупала его с ног до головы, убеждаясь, в самом ли деле это Сергуня, не сон ли это? Милиционер, козырнув, ушел. По вагончику бестолково метались Елена и Толя. Григорий Иванович, усадив незнакомца, все переспраши вал и никак не мог уяснить себе это чудо: упал в Обь и вроде не упал. — Я, понимаешь ли, с хантом одним договорился насчет обласа. Легкий облас-то, по протокам хорошо идет. Вот он мне его за льдом и переправил. Стоим, понимаешь ли, курим. Гляжу, словно фонарик сверк нул под берегом. Выглянул: батюшки! Фонарик-то на свае висит в крас ных штанишках и орет! Вот, понимаешь ли, хреновина какая! Там берег укрепляли, сваи вбили, шпунт ладят, арматура на свае усами ощетини лась. Вот и не верь, что человечек в рубашке родился! Он у тебя как, в рубашке родился, хозяин? —Усмешливо глянул на Григория. — Мать, у нас Сергуня в рубашке родился?—спокойно спросил Григорий. — Да, в рубашке, в рубашке,—ответила Елена и долго непонима юще смотрела на Григория. ѵ— Ну вот, понимаешь ли. Висит, чертенок, и орет. Раздумывать не когда. Столкнул обласок и к свае. Высоко малец повис! Но, вижу, хоро шо держится. А вода страшная. Ну, кой-как его стрёс оттудова. Думаю, испужался он крепко. И верно, потрясся, как кутенок, потрясся. Потом есть запросил. Поел у меня в сторожке и прямо на канатах, понимаешь ли, уснул. Вот, спал. Потом я его разбудил. Пора, говорю, домой. А он 128
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2