Сибирские огни, 1982, № 4

— А почему бы не поехать тебе? — продолжаю я пугать ее.— Поз­ накомишься со сватом и сватьей. — Как же я поеду? Я по-русски-то говорить не умею. Увидев волнение матери, я смягчаюсь. — Мать, 9 не съездить ли нам всем вместе? — Нет-нет, сынок, далеко, слишком далеко. Я, поди, еще и помру в тех краях. Не мучай меня, Алешка, лучше увези меня с внучатами в сайылык. Я вижу, Ниинэ совсем не хочет везти детей на юг. Лучше уж вы езжайте вдвоем. Мать всегда проводит лето в родном сайылыке, а зимой живет с на­ ми в городе. Она, бедняга, всю зиму не выходит из квартиры. На ули­ цах — боится машин, по-русски не знает, боится заблудиться. Ей уже за шестьдесят, подниматься-спускаться с четвертого этажа нелегко. Поэто­ му в течение восьми месяцев сидит она, как в заточении. Разве после это­ го она может не рваться в деревню? С невесткой мать не может разговаривать. Ей жесты заменяют русский язык. Не может она всласть наговориться о прошлом и настоя­ щем. А какая старушка якутка, попивая густой горячий чай, не разгова­ ривает в свое удовольствие с подругами? А вот наша мать за весь день и десяток слов едва ли произнесет. Иногда я предлагаю: — Давай мы с Ниной будем учить тебя русскому. — О, сказал тоже! — сердится она.—Тут и молодым-то трудно на­ учиться. Смеешься надо мной? Я с досадой чувствую, что действительно обидел старого человека, и начинаю разговаривать с ней, чтобы рассеять ее тоску и одиночество. Мы часто вспоминали раздолье родного аласа, простор сайылыка, наш маленький домик, всегда овеваемый свежим ветром. Когда мама вспо­ минала покойного отца и как они жили своей семьей, она оживлялась, молодела, становилась прежней, а не старушкой, молча лежавшей в углу на диванчике. Всем становилось весело: и мне, и моим ребя­ тишкам. Такие вечера случались очень редко. Мы с женой возвращались с работы усталые. Мне приходилось сразу же готовиться к завтрашним урокам. Нина, весь день проведя на ногах за прилавком, приходила раздраженная, после ужина недолго смотрела телевизор и ложилась спать. После школы и мне было тяжело еще дома возиться с детьми. И хоть они льнули ко мне, я отсылал их к бабушке. На детей у нас с женой не хватало ни сил, ни времени, ими занималась только моя мать. Это скрашивало и заполняло ее жизнь. Иногда я говорил Нине: — Хоть бы ты иногда занималась детьми. Если деревенская стару­ ха воспитывает их по-деревенски, едва ли это им принесет пользу. — Вот ты и воспитывай, ты же учитель! — отбивалась от меня Нина. • — Мы оба обязаны воспитывать их! — сердился я, эти разговоры всегда кончались ссорой. А мама воспитывала детей по-своему. Как только ребятишки прихо­ дили из детсада, она прежде всего кормила их, а потом расспрашивала о том, что они делали в садике. Мама очень быстро научила внучат гово­ рить по-якутски: дети, хоть и несколько неправильно, но без труда раз­ говаривали на родном языке. Бабушки и дедушки обыкновенно имеют особые способности в обучении языку. Я в шутку говорил маме: — Тебе бы учительницей в школу, ты быстро бы обучила ребятишек якутскому языку. У нас учителя плохо учат. Мать смеется. Дети полюбили бабушку. Придя, они сразу выкладывали ей, что де­ лали, что узнали. Если маленькая Ленка, увлекшись рассказом, начина­ ла говорить по-русски, бабушка останавливала ее: — Деточка, ничего не слышу, говори по-якутски. Тогда девчурка прямо с середины предложения переходила на якутский. Она очень быстро научилась свободно разговаривать на двух языках. Она стала переводчиком между мамой и бабушкой. 11