Сибирские огни, 1982, № 4
временно, послушаешь,—кто повар, кто продавец, дождутся места и уйдут. Елене уходить некуда, нравится ей на этом заводике. Главное — продукцию они нужную выпускают. Без этих труб и дом, где Елене квартиру обещают, не смогут сдать. Мужчины тоже ищут работу посо лидней—на буровой, на нефтепромысле. Григорий Иванович с первого дня на заводе. Работник ценный —сам отлаживал оборудование. То и дело слышно: «Григорий Иванович, керамзит неравномерно поступает, заело что-то». Бежит наверх, к бункеру. Или другое дело найдется. Те перь вот реконструкцию затеяли. «Да ты не бойся, Лена, главное — че ловек ты душевный. Железкам тоже ведь надо человеческое тепло. Они его чувствуют. Глядй-ко, ни разу в твою смену не сломался пулы. У других то и дело что-нибудь выходит из строя. Хватают, давят на кнопки, они то западают, то выскакивают»,—а сам не на кнопочки эти смотрит — в глаза Елены. — Уходи! —приказывают они Григорию. — Не гони! —молят его глаза. Она всегда чувствовала его ждущий взгляд. Григорий Иванович раньше всех приходил на смену, смотрел сверху, с мостика, возле бун кера с керамзитом, на входивших в цех. С ним приветливо здоровались и занимали свои рабочие места, привыкнув, что он всегда приходит пер вым. А он стоял, не пряча напряжения, напоминая мальчишку, не вы учившего урок и внимательно следившего за учительницей, которая кон чиком карандаша выискивала клеточку против его фамилии... Елена видела, как начинает лучиться его лицо при ее появлении. Сперва старалась не замечать, потом, улыбнувшись ответно разок, уже сама стала входить в цех с улыбкой,— знала — он там, наверху, у бун кера. Увидит ее и сразу пойдет включать линию. Она сопротивлялась его ждущему взгляду, а сама перед уходом на завод стала у зеркала дольше задерживаться, косыночки цветастые сшила, а поверх халата стала воротничок кофточки выпускать. К ней снова пришло это чисто женское желание нравиться, неосознанное, ин стинктивное, и ему она тоже не сопротивлялась. Иногда по вечерам, когда в ребячьей половине вагончика все зати хало и сама она уже была в постели, ей вдруг начинало чудиться, что кто-то подошел к вагончику. Она даже явственно начинала слышать по кашливание. Так покашливал Василий, когда менял марку папирос. Елена быстро вскакивала, подходила к окошку, долго всматривалась в темноту, потом распахивала двери вагончика, готовая позвать Васи лия, простить все-все и начать жить, как будто ничего и не случилось. Но у вагончика никого не было. Елена, чтоб совсем успокоиться, обхо дила вокруг, словно спешила на помощь Василию,—вдруг пришел в са мом деле и не решается, чувствуя свою большую вину, подойти? От этой обманутой готовности ей становилось еще обидней, еще больней, она все больше приучала себя к мысли, что никогда Василий не вернется, запре щала себе думать о нем, запрещала прислушиваться к тишине за стена ми вагончика. Но стоило произойти движению под окном, она снова вскакивала и замирала, понимая, что не переставала ждать и готова простить. И уж простила на сто рядов заочно, одна тоска и осталась, лютая эта тоска по мужской ласке, за которую в бесприютном бабьем одиночестве отпускаются грехи самые тяжкие. Все длиннее северный день, старожилы советовали запасаться тем ными шторами, скоро, мол, белые ночи наступят, с непривычки сон про падет. Сергуня целыми днями стал на улице пропадать. Елена едва до кричится, чтоб шел обедать. Бегали ватажкой дошколят, поджидавших своего места в детском саду. Женщины в цехе часто говорили о малом достатке таких мест. Вроде бы здесь, на Севере, где в основном моло дежь, надо и надо строить ясли да садики. Кое-кто в горком ходил на прием. Посидят, послушают, кто с чем пришел, да и отправятся восвояси. Вся очередь в день приема по личным вопросам с одним вопросом: по- 123
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2