Сибирские огни, 1982, № 3

— Кого ты, Мироныч, под стгростъ бить собрался? Раньше вроде не драчун был? ■— "Раньше не бил потому, чтц. м но го го не видел. А сейчас надо бы. Под смех старый стропаль сел. Начальних цеха спросил: — Так у тебя, Василий Миронович, какое-то предложение было? — Нет... Вон... У Гурьянова было предложение. Воробьев понимающе улыбался, качал головой: «Умеют шутить товарищи». — Я думаю, пора закругляться,— Воробьев понизил голос.—Пора­ ботали хорошо. В голосовании участвовали дружно. Ну... Не без ма­ леньких недоразумений. На этом и закончим. Закусилов забыл всю свою напускную веселость, насторожился, подался вперед. И весь зал, казалось, приостановил дыхание. И мне почувствовалась в этом монолитном молчании неиспытываемая досе­ ле скрытая сила. На наших писательских собраниях мне слышится всегда разроз­ ненное противостояние сил каждого отдельно сидящего человека. И ес­ ли кто-то поднимается высказать свое слово, вряд ли он испытывает об­ щую одобрительную поддержку: каждый сидящий на нашем собрании затаивает при себе свое мнение. А в этом зале надежно поддерживает тебя твердое плечо соседа. — Минуточку,— озлился Лешка Сляднев и выкрикнул с неожидан­ ным голосовым напором:— Голосование на пленке, что ли, у нас за­ писано? Его уж стереть нельзя? Между прочим, это был у нас черно­ вик собрания, и мы его заново переиграем. Красный уголок оживился, как разбуженный. Уже чувствовалось, что своей правдой этот народ не поступится. Воробьев мстительно сбил листки о стол, склонился к Эдуарду Пет­ ровичу: <. — Как прикажешь считать собрание в твоем цехе? Проведенным или сорванным? — Неподготовленным... Начальник цеха поднялся, объявил: — Второй смене приступить к работе. Остальные свободны. После собрания поднимались в кабинет начальника цеха я, Во­ робьев, Эдуард Петрович. Начальник цеха сам подошел ко мне. Был он горячечно возбуж­ ден. Я чувствовал, что в эти минуты ему был необходим человек, на ко­ тором, выговариваясь, можно разрядиться. Воробьев дорогой молчал, но по глазам и лицу его, отвердевшему мстительным нетерпением, было видно, что он готов к жесткому разговору. И сразу же в кабинете, не позволяя отвлекаться на что-нибудь незначащее и зная, что право на первое слово у него никто не возьмет, бросил папку с бумагами на стол: — Выступаем понемногу? Сейчас мне всё объяснишь или этот раз­ говор начнем завтра сразу в парткоме? Такого у нас еще не было, Эду­ ард Петрович. Зачем ты своих крикунов поощрил? — Почему я? Тебе вопросы задавали. Ты и отвечал. А я и сейчас не сумею на них ответить. Давай думать вместе. — Соображаешь, что произошло? — Скажи. — А это что за человек? — не принимая меня, спросил Воробьев. — На полушепоте только в «нашем кругу» мне что-то хочешь ска­ зать? Валяй. Этот человек нас поймет. — Не вовремя ты, Эдуард Петрович, нет... и не по возрасту шута передо мной разыгрываешь. Ладно... Воробьев ушел. И лицо, и спина у него были твердыми. Эдуард Петрович помассировал колено, поморщившись, оставил ногу вытянутой. — Ну, что? Конец твоей стажировке? — отходя, спросил он.-—Чего тут у нас набрался-то за два месяца? И насмотрелся... И навидался... Пиши... Пиши... Какие мы там? 83