Сибирские огни, 1982, № 3
нент-то отсутствует? Все месячные фонды на него израсходованы. Вон как эта цепочка прерывалась. А норму-то не выполнил я. А ведь я обе щал ее выполнить здесь же. В этом зале. Обязывался ответить за свою работу. А кто ответит передо мной, что я свои обязательства не по своей вине «забыл»? Где они, эти ответственные люди? Ведь они есть, а я не знаю, как их назвать. Они почему-то разговаривают у меня над голо вой на полушепоте, чтобы я их не слышал. Они всегда решают очень важные дела и от меня их почему-то засекречивают. Вот вы, товарищ Воробьев, выслушав наш голос,— а вы ведь для этого к нам пришли,— сейчас нас заверьте, что такого больше не бу дет. А мы ваши гарантии в своих соцобязательствах запишем первым пун ктом. И главное, пригласите к нам сюда тех, от кого зависит четкость нашей работы. Пусть перед нами будет обнажена вся цепь зависимости. И не останется не высвеченным ни одного темного звена в этой цепи. Мы хотим знать тех, кто прерывает нашу работу! В общем, так...— Го лос Гурьянова успокоился и окреп. Появилась в нем вызывающая яз вительность. Именно в таком состоянии люди бывают безоглядны. — Сейчас, здесь перед товарищами, я со всей серьезностью хочу заявить, что все пункты, перечисленные в обязательствах, принимаю, с условием: пусть передо мной предстанут те, кто отвечает за мои про стои. Как хотите это делайте. Пусть в цехе или над заводом горит эле ктрическое табло с фамилиями тех, кто ход заводского конвейера раз рывает. Кто свою работу как надо не делает. Кто тот, что не может ее делать: от самой главной до низовой точки. Кто виноват? И пусть горят эти фамилии перед нашими глазами до тех пор, пока конвейер снова не пойдет. Называйте нам эти фамилии. Мы их хотим знать всегда. Пре жде, чем поднять руку, я жду гарантии, что выполнить мое обещание мне не помешают. Вот за это я. За эти условия буду голосовать. За дру гие я руку уже много раз поднимал. В бесплодных спектаклях больше не буду участвовать. Не хочу. Надо уважать нас... Надо щадить нашу совесть... Степан вдруг замолчал, словно ожидая, чтобы последние его слова были должным образом приняты в зале. И вне всякой связи со своей прежней горячностью спросил: — Товарищ председатель завкома и Эдуард Петрович, кто отве чает за то, какими мы уходим вот с этих собраний? С чем остаемся? С чем живем? Почему это всем стало все равно? Стало в-с-е р-а-в-н-о? Степан растянул слова, сошел. Воробьев поднялся над столом и заговорил корректно, как бы за ново набрал в легкие воздух и тот придал ему деловую выдержку. — Товарищи... Администрация завода проводит социалистическое соревнование по установленной форме, разработала различные методы поощрения победителей: дипломами, нагрудными значками, денежны ми премиями. Нельзя не видеть эту работу. А выступление товарища Гурьянова, я бы сказал,— незрелое выступление, ставит под сомнение важное государственное дело. Давайте не будем придавать значения таким непродуманным претензиям. Это, надо полагать, у него от моло дости. Пусть такие претензии сегодняшнюю, очень ответственную рабо ту не тормозят. — Вы, товарищ Воробьев, коммунист? — Василий Миронович меш ковато поднялся с места.—И мы здесь перед вами сидим тоже комму нисты. Мы тебя слышим, а ты нас— нет. Ты считаешь, что ты комму нист самый хороший, а мы считаем, что и мы тоже партийные билеты не зря носим. Гурьянов что сказал? Он сказал, что если ты — человек, стоишь на своем месте — отвечай за него. Коммунист ты или беспар тийный — отвечай! У нас над головой много невидимок стало, оттого и не знаем, откуда неполадки наши идут. Неполадки есть, а бить за них некого. Воробьев наклонился к начальнику цеха. —- Наведи порядок. Развел балаган. Выпразляй собрание. А Василию Мироновичу улыбнулся и сказал: 87
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2