Сибирские огни, 1982, № 3

Все, что предчувствовал Олег в себе важное, нес ему. Все, что хо­ тел получить, что хотел понять, все делал для «этого человека». Что есть в нем такого? На меру чего Олегу хотелось нести всего себя? Ничего между ними необычного не было. Работа и подначки. Работа и молча­ ливые часы. Иногда мимолетное желание глянуть в ответ на чьи-то сло­ ва, друг на друга и улыбнуться вместе. Ну и что? И что? Со многими же приходилось смеяться вместе... Почему же, когда отстранился от тебя человек, отошел для дел своих, кажешься таким отторгнутым? Мне легко домыслить состояние Олега потому, что мой сын ему ро­ весник. А о сыне я знаю — как о себе. Дома после первого дня самостоятельной работы Олегу ни с кем не хотелось разговаривать. Ненужными, ничего не значащими словами, ка­ залось, он раздаст то возникшее чувство от сделанного, которое ему хо­ чется еще держать и держать. Он не умеет при разговоре назвать иобъ­ яснить его. Другим оно покажется глупым или смешным, а для него оно коротко и желанно. Мать с короткой улыбкой взглядывает на Олега. Только для него достала из холодильника замороженные пельмени в целлофановом ку­ лечке, отварила, налила из стеклянной банки брусничный сок, с редки­ ми, всплывающими ягодками, такого просвечивающегося и насыщенного цвета, что тарелка рядом со стаканом и стол вокруг его донышка осве­ тились радужной тенью. Олег поел. И чтобы дольше пребывать в этом дне, лег на кровать. Кажется, он никуда не смотрит, а все видит какой-то обратной сторо­ ной четкой и странно реальной памяти. Подходил начальник цеха, посмотрел на работу станка, подождал, когда Олег на него взглянет, кивнул. Ни слова не сказал, ушел. А Степан Андреич сильно сдавил плечо, знал, что больно давит, по­ этому улыбался. — Ладно, ты, случ чего, зови. Странная ночная память, как калейдоскоп, то ставит, то снимает все новые и новые кадры. То он идет по аллее в новогодний день и из-за каменного забора на­ встречу Танька Серганова, их неумолимо принципиальный комсорг. — Это ты?..— Танька останавливается с испугом. Она в черной шубе, в меховой шапке раструбом, как тургеневская барышня в широком чепчике, в аккуратных взрослых сапожках. Танька приехала домой на новый год. Учится в другом городе в университете. Танька обрадовалась так, как, будучи очень принципиальным комс­ оргом, никогда не умела радоваться. Ойа смотрит быстро, растерянно. Идут рядом, по очищенному от снега асфальту, по березовой аллейке с занесенными кустами сирени, вдоль улиц и переулков. — Олег, где все наши? Ей хочется не столько об этом опрашивать, сколько это произносить. — Я тараторю... А ты... Прям... Т-а-кой стал! Идут, останавливаются, сворачивают на аллейки и узкие твердо- утоптанные дорожки вдоль занесенного штакетника... У Таньки красные варежки с узорами. То ярким зимним днем Олег бегает рядом с заводскими девчатами и парнями на лыжах. Все набиваются в избушках. Окружают печки. Ва­ режки свалены на кирпичи. Накаляется медленным жаром дверца печки. И кажется Олегу, что среди этих заводских девчонок сидит Танька с бла­ годарной доверчивостью ко всем. Олег берет ее красные варежки, мокрые, с ледяшками и, не стесня­ ясь никого, расправляет их на не очень еще горячей плите. Прижимает ладошками. Сквозь холодную сырость еле-еле пробивается к его ладо­ ням тепло. Потом начинает идти от них пар, и пахнет он Танькиными ла­ донями. И хочется Олегу все это„. показывать ему... «этому человеку», кото- ■ рый только что с ним был. Все дни. Показывать для того, чтобы все это любить. 83 6В