Сибирские огни, 1982, № 3
тому редко улыбается. Ну, таким вот видится он мне — и все. Он без граничен в своем умении. Станки, спутники, ракеты — все делает он. В нем, тридцатилетием, вся духовная концентрация человека. Главные дела на земле он взял себе. Поэтому он независим. На нем бремя всех дел и судеб. Он олицетворяет время. Он ваш ровесник... Сейчас вы будете точить шпиндель...—деталь, на которой держит ся не только станок, но и завод. Слушаю я ваши разговоры... Вениамин, извини... Ты заканчиваешь четвертый курс института. Я не ошибся? Нет? А зачем ты его заканчиваешь?.. Он же тебе не нужен. Ведь ты уже всю схему жизни, как сейчас говорят, «просек». Ты умеешь много. И деталь самую главную'будешь точить. А кто-то тобой помыкает. У тебя перед глазами что хотят, то и делают. И ботинки у тебя за спиной распреде ляют, и на собраниях за нос водят. Аты, тридцатилетний,такой талантли вый, умный, сильный, взял и все это с собой проделать позволил. Как такое вышло? Понимаете... Этот вопрос из нашего разговора возник... Я тебя, Вениамин, долго слушал. Ведь ты Олегу и мне жизнь заводскую подал со стороны. А сам ты где? Возможность делать ее по своему разумению ты что, потерял? — Михалыч, это серьезно спрашиваешь или чтобы меня разыграть? Закусилов поднял край берета высоко на лоб, головы не повернул, а остановился взглядом на стене, будто ловил там точку, которая мед ленно пульсировала. — Серьезно спрашиваю. — Когда потерял? А когда вылезал со своими предложениями. Вы лезу в цехе: о неподготовленных нормах, еще там о чем заговорю. Меня уважительно одернут и скажут: а здесь Закусилова надо поправить. В институте на семинаре по экономике заведусь, а мне: а здесь Заку силов не так все понял. Говорю: какому-нибудь умному государствен ному деятелю пора заглянуть в магазины и разогнать к... матери всю эту мышиную манипуляцию. А мне: товарища Закусилова надо по править. И вот вам тридцатилетний создатель спутников, синхрофазотронов и станков уже правильный. — Эх, ха, ха, ха,— сказал Гурьянов. Казалось, он упорно не хотел глядеть в сторону Закусилова. — Знаю я тебя, Веня, уже вон сколько. Ни разу не помню, чтобы ты что-то отстаивал. Наверное, на стороне израсходовался. — Я трезвый. Зачем себя через шестеренки лишний раз пропускать. — И конечно, все люди и везде тебе кажутся такими, как ты. — Ну, я же сказал: ты другой. А станок-то с программным тоже пнул. — И тебе кажется, ничего разумного никто теперь услышать не способен. Ни при каких обстоятельствах. Ну, а если захотеть? — А я посмотрю... При случае..] А Олега берем в свидетели. Степан обожженно соскочил. — Пойдем,—сорвал он Олега, сознавая, что тот поднимается сле дом.—Этого мальчика ты не трогай. В термическом цехе на земле, подкаченные боками друг к другу, лежали шпиндели —три длинных обточенных вала. Верхний слой их, в сизой окалине, как слезающая кора, шелушился. На острой отставшей чешуе четко видны следы резцов. — Термисты сожгли,—сказал Степан.—Основные детали. Сборка трех станков приостановилась. Здесь прерван заводской поток. Остава лась только чистовая обработка. А сейчас нам точить их снова с бол ванки. Стояли как над покойниками. — Что? В сборочный? Посмотрите, как бригады монтажников в простое изнывают? Или вернемся? С Закусиловым о переработках до говорим? Когда у человека перехватывает дыхание, непорядочно в это время у него что-то для себя выторговывать,—закончил он, ни к кому не адресуясь. 8І і (3 Сиб*фСХ1ИС ОПШ д
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2