Сибирские огни, 1982, № 3
шпинделей,— переведет его сразу с ученической ступеньки на старший курс мастерства. А все высшие профессиональные секреты он уже под готовлен вбирать. Поэтому, после смены, перебежав дорогу, съев два беляша с кофе в закусочной, Олег вернулся в цех. Домой он давно не спешил. Свои задержки дома отвоевал и узако нил. Тут у него все образовалось легко. — Заготовок нет...— стал догадываться Олег.—Не привезли, что ли? А что не потребуете? Я начальника цеха только что встретил. Пойти сказать? Закусилов сдвинул беретку с носа на лоб, но головы не повернул, словно боялся потерять точку, на которую рассеянно смотрел. — Мальчик. Садись. Садись, мальчик. Хорошо устраивайся. Мы здесь надолго. Привыкай. Сел? — Закусилов говорил размеренно, со бкрытой усмешкой, словно играл партию в шахматы на расстоянии, не сомневаясь, что под его диктовку фигурки переставятся. — Гурьянов, ты совсем не учишь этого мальчика. Сам все знаешь, а его держишь в неведении. Это эгоистично. Это просто нехорошо, Гурь янов. Лишать человека взросления. Ему нужно сесть и ждать с нами, а он только что порывался нам помочь. И ты, Гурьянов, понимаешь, что желание это инфантильно. А «Литературная газета» только и говорит об инфантильности нашего молодого поколения. И за эту инфантильность ты, Гурьянов, отвечаешь. И не только «Литературка», но и я говорю те бе, что это нехорошо. Это дискриминация, Гурьянов. Сам сколько уже заводских университетов закончил, а Олега к высшему рабочему образо ванию не допускаешь. Хотя Закусилов говорил это с каменным самообладанием, чувство валось, что он ждет, чтобы другие улыбались. — А ты зачем здесь?—спросил Степан, не взглянув на Олега. — И еще он любит ночные сверхурочные. Закусилов наконец повернулся. Удивительно обезоруживающая у Олега улыбка, У него нет тормо зов. Он с улыбкой навстречу любым словам, предполагая в них доброже лательность. Может, это и лучше — нй любую бестактность выходить с добром. У Олега лохматая кроличья шапка с коротким козырьком, навис шим на глаза. Меховая куртка застегнута замком на четверть только у пояса. Все в нем перемешано: и модные претензии, и безответственность. Ну, зачем шел в ботинках по глубокому снегу, черпал через верх? Пят ками еще придавливает нерастаявшую пластинку снега к меховым зад никам. Красные носки уже мокры вокруг тонких щиколоток. Самое про студное дело... Степан мельком отметил это, сказал: — Армии Тебе не хватает... — Хотел посмотреть, как вы начинать будете,— ответил Олег. *'■— Шел бы ты домой. Заготовки, может, часа через два будут. Эду ард Петрович по цепи их проталкивает. — Ты в институт-то не думаешь? — спрашивает Закусилов Олега.— И правильно. Не надо... Мы лежим, а у нас почасовые набегают. Эдуард Петрович сейчас кого-то там за грудки трясет, а ему за эту переработ ку— ничего... Вник? Вот и Гурьянов эту привилегию усвоил. Человек с головой... Не Эдуард Петрович —в институт не идет... Гм... Гм...— по кашлял и засмеялся. Помолчали Почувствовали, что пребывают в глухой тишине. «Аква риум» выдерживал плотное давление цехового шума. — Где это ты такие ботинки купил? — снова оживился Закусилов.— Теплые. Импортные. Подошва толстая —для нашей зимы... Хорошие бо тинки. Посмотришь — весь город в таких ходит. Женщины в красивых сапожках. Мужчины —в добротных ботинках. Вижу... В наличии на всех они есть, а в магазинах их не продают. Ни в одном... Я все, дурак, хотел себе такие купить. Где ты купил? — Мать купила. 79
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2