Сибирские огни, 1982, № 3
При работе обнаруживается монотонное звучание цеха, которое не перебивается и утомляет. А у Олега постоянно направленное внимание. И казалось, останавливалось оно на самом интересном. Это внимание, как при наведенном фонарике экран, вырывало изо всего привычного неожиданную новизну. . Иногда Олег, переполненный информацией от общения с другими токарями, замыкался и целые дни, находясь рядом, что-то перемалывал в себе. Тогда к нему приходило горячечное любопытство. — Я одного не могу понять. Это правда, Степан Андреич? И так бы вает?.. Токарь норму перевыполнил. Ну, две там нормы сделал. Один раз. Второй.'Третий. К неку нормировщики нагрянули и... расценки сре зали. Ни новинки никакой не было применено, ни новой технологии. Так... ни с того, ни с сего. А эту норму другие — еле дотягивают. Так этого передовика, говорят, потом готовы... кретином считать. Вроде все знают—вырвался —и... ножницы нормировщиков тебя подстригут. Как же так? Тогда всякой инициативе конец. Всякому соревнованию... Объ ясни, Степан Андреич... Это же тогда что? А если мне в полную силу поработать захочется? Я что, это желание в себе должен убить? Так? Степан почему-то разозлился на Олега. — Можно и желания, и себя убить. Можно так. Все дело в том... Кто ты сам. Или делай что задумал, или играй с другими в поддавки. Независимость —это большое чувство. Знаешь, как марку стали у прута определяют? Переломят и смотрят. Главное, самому знать —какой ты на изломе. С этим и живи... А я подумал: вот парень, вошел в заводскую жизнь не способным обороняться от чужой мудрости, без закалки. Неприкрытый, словно в чистой рубашке в загазованную котельную. И падает шлаковая пыль на душу, как на белоснежную рубашку, и, такого неосмотрительного, легко покрывает грязным слоем. И чувствовалось, чт,о Степану хотелось подольше сохранить в не ведении его душу, научить сопротивлению, научить не всасывать, а от торгать груз цеховой мудрости и разбираться в ней. И он радовался, что за ласковостью Олега вставала иногда безбояз ненная независимость. Эпопея домино в цехе не ослабевала. В обеденный перерыв в «Ак вариуме» продолжались доминошные баталии. — Олег, наставника подменяй. Видишь, не рубит. Из-за спин на блюдаешь. Пора приобщаться. — Мужики. Домино —это примитив. — Что он сказал? — Ученик Гурьянова показывает зубы. — Дурачок! Тут счетная машина не просчитывает. Все на интуиции держится. Хоть это осмысли. — Степан, ты своего младенца ничему не научишь. Он безнадежен. Олег улыбался. — Банально это, мужики. Домино ваше — игра неандертальцев... — Гоните его из цеха. Надо же?— обескураженно удивлялись за столом. Я смотрел поверх голов на тяжелейшие руки игроков, помешиваю щих костяшки, испытывал откровенное удовольствие. Грохнули шесте рочным дуплетом, закончив партию. Костяшки, подпрыгнув, взлетели над головами и рассыпались на пол. — Встать! Как-то вместе с начальником цеха мы наблюдали азартную доми ношную партию. Я обмолвился: вот впечатлений своих не соберу — то они поднимаются, то —падают. Ведь какие мощные парни за столом и такое неинтеллектуальное занятие. Нельзя ли сюда в цех шахматы? Я вспомнил парня в унтах, киношника, и его вскользь оброненное замечание об интересе к шахматам на других заводах. —, Если бы эти люди вдруг увлеклись шахматами, я это увлечение на корню бы заглушил. Производительность труда упадет. 76
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2