Сибирские огни, 1982, № 3
чению коллективного договора. Волков поддержал там требования меха нического цеха. — Вот жалуются. Уговорить тебя не могут. — Извините,— резко сказал Степан.—Я ненадолго отлучусь. К начальнику цеха Гурьянов поднялся одним махом. Эдуард Петрович,разговаривал с технологом.. Он встретил Гурьяно ва взглядом, ждал. Гурьянов сразу от порога сообщил: — Там телевидение какие-то съемки затевает. Волков пришел. Я вроде в этом деле должен участвовать. Ну, а я к вам. Узнать: что со мной решили? И вообще, с этим станком? — Слушай...—У начальника цеха гневно сузились глаза.—Тебе Что, делать нечего? Ты своими делами занимайся. О станке и кроме тебя есть кому подумать. Иди и работай... Губы у Степана отвердели. Он медленно опускался с металлической лестницы и улыбался. Подойдя к станку, е вызывающим спокойствием сказал:. — Кина не будет. Так как все детали по заданной программе были сделаны, он, щелкнув крышкой, достал из кожуха бобинку, выложил на станок. — Идите к начальнику цеха, он вам все объяснит. Телевизионники, не скрывая досады, тихо переговорили между со бой, ушли. * * * Утром, заглянув в «Аквариум», начальник цеха нашел меня, сказал: «Зайдите ко мне». Я зашел. Эдуард Петрович вытягивал под столом ногу— искал ей безболевое положение. — По-дурацкому на север по реке опускался на лодке, обратно до бирался по холоду. Застудил — и вот... Колено не отпускает. Не спроси я его о боли, он о ней никогда бы не сказал. Эдуард Пет рович был беспечен, как всякий русский человек. — Сколько думаешь еще стажироваться? А го становись к станку. Я с Гурьяновым уже разговаривал. Он тебя оценил. По нарядам оплачи вать будем. Что, тебе деньги лишние не нужны? И наблюдениям твоим это не помешает. Пока Гурьянов находился на «программном», я встаю к его станку. Если человек умел что-то делать, этому умению он не разучится. Руки помнят, радостно душа помнит, если той работой она не была над сажена. Правильно заточен резец. Его носиком ты притрагиваешься к ме таллу. И он кажется тебе мягким, податливым, легко принимает усилие руки. Он разматывается, ползет с резца шершавой лентой. Ты что хо чешь с этим металлом делай. Он несопротивляем, но тььто знаешь, что он все равно «металл». Я чувствую литую подогнанность нового станка и верю показателям его «Лимба». И почему-то горько вспоминаю, как «врал» мой давниш ний расшатанный станок. А какой был у него «люфт»—холостой пово рот рукоятки! И я не только умею ощущать работу, я умею делать. Вот одна де таль. Измерил микрометром. Не соврал? Еще раз —нет! Сверился с чертежом —все точно. Ставлю ее на стол. Потом вторую. К концу смены я сделал двадцать деталей. И каких деталей! Мне, пятнадцатилетнему токарю четвертого разряда* такие тогда ни за что бы не доверили. Они блестят матовыми гранями на стрле. И сердце ищет: кому бы похвалиться. Начальника цеха не удивишь. Гурьянов — не оценит. И у меня никого нет рядом, кто мог бы искренне порадоваться моей победе. 70
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2