Сибирские огни, 1982, № 3
таль, запустил — и точи ее тысячами. Лучшего станка не бывает. А нам- то, когда мы в единственном экземпляре детали точим, зачем он? — Нда... Ладно, прервемся до другого раза. Степан возвращался с чувством досады и недовольства собой. Он не мог осознать, в какой роли предстал перед начальником цеха. Когда шел к нему, знал, что был прав. А перед его глазами мямлил, будто что выпрашивал. Но теперь он уже понимал, что любить работу, к которой идет, не сможет и рваться на ней не будет. / * * * Его типовой еще новенький станок стоял без работы. Степан отка тил суппорт. В масле плавали крошки ломаной стружки. Станок пока зался отчужденным. Степан включил его, погонял, чтобы снять это странное наваждение, приобщиться к знакомому шуму. Смена подходила к концу. Лешка вытирал руки. — Че, старик. С кибернетикой все? Эти роботы что, правда, шибко мудреные? Ты нас вразуми. А то мы тут дискуссии устраивали. Да все одни. К начальнику цеха ходил? Все у тебя там было по уму? Что мол чишь? Гурьянов не ответил, будто этот привычный разговор ему надоел. Он подумал о том, что они с Эдуардом Петровичем ровесники. «Я поднялся к нему, высказал претензии и спустился в цех. Свалил гору с плеч. Освободился. Атому решать —убирать новый станок или ос тавлять». Когда-то лежал Степан у ночного окна в офицерской комнате и слу шал последние известия. Было ему двадцать семь лет. Он думал тогда, что именно его ровесники взяли себе самые главные дела жйзн'и: обле тели на спутниках вокруг земли, встали к экранам синхрофазотронов. И с этих дел началось взросление двадцатого века. И помаячило тогда Степану, что и он чувствует в себе эту концентрацию ответственности. Именно по его расчетам выдвигается в небо и поводит бесстрастным наконечником тусклая в ночи ракета, выискивая единственную точку на зеленой уютной земле. Ему было дозволено выбирать, где расколоться этой ракете. А сегодня у начальника цеха, что же, он отдал инициативу другим? В том-то и дело, что нет. Он и здесь не сторонний. Перед собой он чес тен. Для цеха был. неясен станок, он вызвался на нем работать, экспери мент замкнул на себя. Выяснил — сообщил. Остальное — решать дру гим. Так что тут роли равны. Он даже выступил с опережением. Но пятый день после разговора с начальником цеха работает Степан на новом станке — его забыли. А если Степан в чем-то утвердился, на этом ему необходимо настоять. — Поговорили... Поняли,— саркастически растравлял себя Сте пан,—и все так оставили. Ну, нет... Из-за чьего-то неведения я не соби раюсь пребывать на добровольном понижении. За какую провинность? За то, что сам всюду лезу? Не умею свои дела легко решать. Что за дурацкая натура. Если жизнь на магнитофон записать, то у одних она тихо, мирно проиграется, а у меня — всегда с грохотом. «Вызвался... Ну и выдерживай характер. Тяни. У нас не горит. Мы поняли тебя —человек ты покладистый. Не сбрындишь». Плохо вы меня знаете... Эдуард Петрович его приходу даже обрадовался. — Хорошо, что напомнил. Это ты кстати подоспел. Подожди чуть. Я сейчас. Он пересмотрел какие-то бумаги в папке, взял их с собой. — Идем. Директор завода не удивился их приходу, видно, у начальника цеха все заранее было с ним переговорено. У директора расстегнут дорогой 58
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2