Сибирские огни, 1982, № 3

ло», этот твой вариант и кирилловский замечен кем-нибудь? Эта твоя профессиональная интуиция кем-то отмечается? Лицо Степана, отвердев, четко определилось. И я, глядя на него, вспомнил, что он уволился из армии в звании капитана. — Великошин-то это увидел? Понял? — Михалыч, эмоции ищешь? Чтобы о творческом труде токаря ученикам в классе рассказать? У нас тут просто все. Сам увидишь. Присмотрись. И Степан не ответил на вопрос, поднялся, вышел из «Аквариума». * * * Давно это было. Бегала маленькая девочка рядом —сестренка мо­ его друга. Веснушчатая, босая, с запыленными ногами. Мешалась. Через много лет я иду по знакомой улице мимо новых бревенчатых ■ домов. За дощатыми воротцами вижу молодую женщину и знаю, кто это. — Зайди,—говорит она.—Зайди. Редко ты бываешь, и не встре­ тимся никогда. Посмотришь, как мы живем. — Это все твое? Я вхожу в дом. Застекленная веранда. Комната с телевизором. Еще комната. Спальня. В дальней маленькой —два окна, раскрытые нас­ тежь. Стол с книжками и общими тетрадями. Портфель. Окна раскры­ ты в огород. За ними, близко —руку протяни, у самого подоконника, цветы мака. И крашеный пол, и воздух, пронизанный солнцем, и сквоз-' ная, охватывающая свежесть раннего дня. Запах зелени близкого ого­ рода. — Комната дочери. Уже в седьмом учится. . И охолонуло отблеском детства. Я вижу молодую прекрасную женщину с еле угадываемыми черта­ ми далекой девочки и знаю, что, кажется, люблю ее. Издалека люблю. От того самого детства или только сейчас? И она догадывается и понимает, что я никогда ей об этом не ска­ жу, и благодарно продлевает молчание. И я знаю, что она останется бережной к моему чувству. Женщина. Мак у окон в утренней росе, как после дождя. И невоз­ вратимое сознание светлой утраты. Память об этом как разреженный свет, как игра снега на зимней дорожке лунным вечером. Сияние ви* дишь, а не запомнишь, не повторишь. Когда-нибудь я отдам это чувство придуманному мной герою. И он будет дорог мне, как дорога книжка, куда чувства эти уйдуі. Это моя работа. И не оставляет разливающаяся радость ее напряжения. Пусть затихает она. Но всегда знаешь о ней и этим живешь. А чем живет человек у машины, иронизирующий над моим наивом? Какое объяснение утешает его жизнь в минуты уединения? Чем живет молодой мужчина, мой наставник, Степан Гурьянов? —■, Творчество вон у рационализаторов видно. Они на всякие изоб­ ретения заявки подают. В газетах о них много пишут. — Ну да. Это понятно: токарное дело —восемь часов на ногах. Железку взял, зажал, постучал, выровнял. Мозоли на ладонях. Руки не отмываются. О чем говорить... «Можно день «дорн» точить, можно — два часа». Степан остро глянул на меня, понял, весело рассмеялся. — А зачем ты меня новый станок смотреть водил? — Самому же интересно. — Степан, а чем тебе твоя работа нравится? — А кто сказал, что она нравится? — Ну, видно же... Ты не врач. Не шофер. А вот взял и встал к стан­ ку. И вроде тебе интересно на нем работать. А всегда интересно? Если не всегда, то почему? Вот об этом. Как-то обстоятельнее." 38