Сибирские огни, 1982, № 3

при нем всего неделю, а ноги гудят, словно их подключили к проводу высокого напряжения. — Михалыч, что-то ты задумался? Заточи-ка резцы. Попробуй. А то сбоку стоять —ничему не научишься.—Степан вышел из «Аква­ риума». Вернулся с целым набором -заготовок. Сгрузил мне в ладони.— Пойдем, покажу, где наждак. Он показал, как станок включается, как выключается. Красная кнопка. Черная. — Заточишь —освещение выключи. Я остался один. Резцы новые, тяжеленькие. Ну, это я сумею. Это я помню, как делается. Тут я не дам повода для улыбки. Расточной ре­ зец, проходной, отрезной. Это сколько же лет я не держал их в руках? Лет... Лет тридцать... С сорок четвертого. Помню, как прикасается ме­ талл к наждаку, чуть прыгающую дрожь рук и вязкое таяние самокала на соприкосновении с камнем. Сточить под угол режущую часть. Выбрать канавку. Свет абажура направлен на камень. Теней нет. Падающие багровые искры —хорошая подсветка для работы. Уже чуть-чуть накаляется резец, и я чувствую, как приятно мне это тепло. Парни, я еще так заточу резцы, как вы не сможете. Вы не учились в художественном учебном заведении. Не работали карандашами. А у меня пять лет большой школы. Многолетнее оформление книг, графиче­ ские листы. Прикосновение пером к бумаге... Я знаю, когда лйния ри­ сунка должна быть четка, когда должна исчезнуть и подразумеваться. Вам неизвестны эти мои запасы. А мне приятно о них умалчивать. С такими торжествующими мыслями я долго возился с заготовками. Подходили токари подправлять сверла и резцы. Я отступал в сторонку, пропускал их без очереди, ждал и снова принимался за дело. Часа через три вернулся в «Аквариум». Подчеркивая скромность, протянул резцы Гурьянову. Степан осмотрел один, другой. С удивлени­ ем ощупал их, пачкая блестящие носики. — А ничего,.—он видно себе не поверил, еще раз присмотрелся.— Хорошо. Зачем-то один, отрезной, поставил на суппорт. Склонил голову на­ бок. — А вообще-то... на тройку. Я опешил. — Угол надо было побольше снять. Слева. Щечкой тереть будет. — Да... Гурьянов проникся ко мне уважением. В нем вдруг пробудился учитель. Ему уж не хотелось оставлять меня не у дел. Вроде бы даже несправедливо не разделять со мной самое значительное дело на зем­ ле—работу. — Может, попробуешь? Я встал к станку. Степан следил за мной сзади. И я повел резец. Я подавал его кареткой, чуть проворачивая паль­ цами рукоятку. И вспомнил... То сладкое ощущение шелеста стружки, которого давно, давно уже не было. Но значит —глубоко жило во мне. Как звучание давнего полоса вошло в меня в годы детства, затаилось, а сейчас продолжилось желанной болью. Это ожил я. Значит, было мне там, в детстве, за станком радостно и легко. Гурьянов с интересом наблюдал за моими движениями. — Ну-у!..—он прищурил глаза.—Михалыч, на тебя стоило смот­ реть.. Постоял я тогда у станка всего пять минут. Но эта пятиминутка потом растянулась на целые часы. Она сняла душевное неудобство: я стал иногда Гурьянова подменять. Невозможно определить, красивое у Степана лицо или нет. При взгляде на него думаешь, что внешние определения кощунственны. Жен­ щин такое лицо, наверное, притягивает уютом и надежностью 3* 35