Сибирские огни, 1982, № 3

учеников. Преподаватель ли труда это был, завхоз ли школы или. коче­ гар школьной котельной, пожелавший прийти на встречу? Мужчина внешне не проявлял любопытства к общему разговору. Слушал и слу­ шал. Он-то, когда поутихло напряжение, поднялся. — Можно спросить? Я вашу книжку тоже читал. И я вот о чем. Ваш мальчишка был токарем. Потом ушел на фронт. В общем... Это давно было. Вы сказали, такие, как он, не прятались за спины других. И больше всего такие погибали. Он у вас там остался... Ладно... Ну, а если допустим, что он жив. Какой бы он сейчас был? Сейчас много ста­ ли говорить: его величество рабочий класс. Человек труда —главный человек в жизни. Ну и все такое... А в чем его величие, это как-то мне непонятно. Не могли бы вы про­ должить своего токаря в наши дни? Взять и рассказать... ну, что он такое сейчас, рабочий. Про его величие-то? Какой он? — Какой он? И вдруг мне показалось, что до этого было в классе некое празднич­ ное представление, духовная надстройка, в которую не очень часто, но попадают при хорошем уроке ученики, а вопрос этого мужчины был авторитетен заземленной и будничной жизнью. И ребята прониклись его серьезностью. Я мгновенно охватывал свое интеллектуальное хозяйство. Охолонуло меня глубокой пустотой перед совестью этих ребят: они толь­ ко что мне верили. Я читал газеты о рабочем человеке. Очерки, повести, романы. Смот­ рел спектакли. Даже сам высказывался за круглым столом «Литератур­ ной газеты». Но как все знания мои элементарны. Общи. Как душа моя чувствует этого человека? Что знает о нем? Какое незаемное слово я скажу этим ребятам, откровенно принимающим меня? — Расскажу,—с растерянной готовностью откликнулся я. И рассказал... Лучше бы откровенно сказать в те глаза: не знаю, ребята. Ну, не знаю... Потом ехал домой в электричке, перебирал всю жизнь свою и про­ должал говорить себе: не знаю... Ну ведь не знаю. И стонал от общих слов, которые я эксплуатировал без совести. А ведь мне ребята аплодировали... * * Когда-то я написал повесть о подростке. История, рассказанная о мальчишке, случилась в годы войны и закончилась уходом его на фронт. Мне казалось, что все, что нужно сказать о Борисе Лебедеве (так звали главного рероя), я сказал. Жил я уже другими заботами. Но после школьной встречи, всколыхнувшей меня, я подумал: мо­ жет, взять и проследить мне жизнь фронтового моего ровесника, выпи­ сать его взрослую судьбу? Судьбу не какую-нибудь, а заводскую: ведь начинал мой мальчишка свои самостоятельные шаги токарем. И мне казалось, что вместе с «Лебедевым я прикоснусь к судьбе своего поколе­ ния и что-то объясню себе. Но в той давней военной истории был использован личный опыт, а о характере парня, в современном его продолжении, я ничего не знаю. Многие годы разделяют того юного токаря и сегодняшнего. На заводах уже другие станки. Обозначились новые взаимоотношения между людь­ ми. И захотелось мне увидеть своего героя на современном заводе. И желание побывать в цехе становилось уже неотвязным. Ни в ка­ кой роли я себя со своим гуманитарным образованием среди заводских ребят не представлял. Поработать бы с ними рядом на равных несколько месяцев. Не на­ стораживать, быть свободным от тяжести внимания, которое непременно родится к человеку, представленному официально. Быть среди них своим, принятым и никак свое присутствие не оговаривать. 21