Сибирские огни, 1982, № 3

* * * Школа одноэтажная, с деревянным крыльцом и широкими перила­ ми, о которые разбивается весенняя капель и обдает встречавших брызгами. Учительница предупредительно ведет меня сквозь ребячий строй. — А мы уж давно вас ждем. Думаем —приедете, не приедете. На ней шерстяной костюм, кофточка с кружевным воротничком. Уже три часа дня —конец занятий, а глаза учительницы не устав­ шие, молодые. Она красива. «Именно такие,—думал я,—должны препо­ давать литературу»,—и заражался весельем. — А как будем проводить? Вы сразу начнете говорить или сначала ребята выступят? Они готовились. — Лучше ребята. Какие у учительницы синие глаза. Наверно, все дело в весне. В школе большие окна. Подоконники отсырели. В классе солнечно, а свет какой-то матово-серый, наверно, оттого, что за окнами близко, почти касаясь стекол, растут березки с тонкими и мокрыми ветками. Вечернее солнце освещает окна. От переплетов рам парит. Праздничные кофточки и рубашки учеников светятся белизной. На лицах детей, сидящих близ окна, от сквозных ветвей, испаряющиеся тени. Казалось, за окном все было в движении, а ребята неподвижно за­ тихли с живым ожиданием в глазах. Руководитель школьного литературного кружка, вымуштрованная уверенными ответами у доски девочка, вышла к столу и сообщила мои биографические данные: «Где учился, где печатался». «Из книги «Писа­ тели о себе»,—догадался я.—А вот о давнем очерке в «Сибирских ог­ нях» там не было. Это откуда-то они сами узнали». ...Ну, ну... Во мне оживал озорной настрой. Высокая девочка с толстой и прекрасной косой, непривычность кото­ рой она сама чувствовала, встала сбоку. Косу девочка неловко и долго перебрасывала назад за плечо. Изба­ вившись от нее, занесла руки за спину, отчего как-то сразу царственно развернулась и низким, бесстрастным голосом стала читать главу из моей книги. Наизусть. «Господи,— мученически подумал я,—это же для нее должно быть наказанием. Упрашивали, заставляли. Как она учила? Когда? Ночами?- Ведь при таком насилии все на свете возненавидишь». Но в чтейии девочки, в еле заметных голосовых модуляциях нара­ стало напряжение. Все она в тексте видела, чувствовала и зримо подавала. И ребята все чутко принимали. Девочка читала страницы о молодой женщине, эвакуированной из Ленинграда в Сибирь, короткая встреча с которой наполнила светом мальчишескую память и не отпустила. Неужели эти дети сейчас слышат войну так же, как слышится она мне? Все, что я издалека послал, о чем намекнул —ими уловлено? Я все сначала принимал на свой счет! И вдруг —прозрел. Я, сидя­ щий сейчас перед этими людьми, совсем ни при чем. Они живут литера­ турой. Общей. Всей. Большой, перед которой благоговеют. И эта тишина, и чтение с чувственными перехватами голоса, все это принадлежит не мне, а литературе вообще, к которой разбужена любовь в этих детях. Ребята ждали не меня, готовились ко встрече не со мной, автором (как хорошо, что это сознание пришло ко мне), а с литературой. Им был дорог и праздник ожидания и состояние настрои. Они гото­ вили себя к сотворчеству. И теперь талантливо показызали свое про­ чтение отдаленных чувств, открывая свою сверхчуткость, о которой мы не догадываемся. 2 19