Сибирские огни, 1982, № 3

Разумеется, это только один вариант, при­ чем вариант положительного решения воп­ роса, были и другие, когда Мартынов сом­ невался, отрицал, здесь речь идет о методи­ ке, о системе аргументации. Леонид Николаевич любил работу в ко­ миссии по приему в Союз писателей, может быть, потому, что она давала ему ощущение причастности к движению литературы. Чи­ тая молодых, он улавливал новые веяния, поддерживал все свежее, нестереотипное, хо­ тя порою и неустоявшееся, корявое, но по­ дающее надежды. На этой почве у него и произошли неприятные столкновения с од­ ним критиком, членом комиссии, которые, как мне кажется, послужили причиной ухо­ да Леонида Николаевича из комиссии. Не сам факт расхождения мнений (такое быва­ ло в комиссии не так уж редко, в том чис­ ле и с Мартыновым), а форма, характер по­ лемики, помню, выводили Мартынова из рав­ новесия. Он стал ссылаться на болезнь, про­ пускать заседания, а потом и вовсе перестал их посещать, попросив освободить его от обязанностей члена комиссии. Но надо ска­ зать, что болезнь уже действительно подта­ чивала здоровье Мартынова. А прежде, встречая меня после отчетно- выборной конференции московских писате­ лей, когда обычно обновляется состав при­ емной комиссии, он спрашивал: — Александр Алексеевич, вы остаетесь председателем комиссии? — Не знаю, Леонид Николаевич, как соч­ тет секретариат, хотя я, честно говоря, чув­ ствую усталость от нее... — Если останетесь, учтите, пожалуйста, коли не возражаете, что я готов еще порабо­ тать в приемной комиссии. Леонид Николаевич Мартынов редко по­ являлся в писательском обществе, хотя по характеру он не был домоседом. Он не лю­ бил публичных выступлений, был человеком самоуглубленным, был книгочием. Но как истинный художник, имел зоркий глаз и чуткое ухо, а это, оказывается, не так ма­ ло. Эти качества, соединенные с пытливым и живым умом, замечательно развитым во­ ображением, и проявились в творчестве по­ эта и прозаика Мартынова, они и позволи­ ли ему включиться в ритм нашего времени, ощутить его стремительное движение. Поэтическая слава своенравна и ветрена. Она может обласкать того, кто менее всего ее заслуживает, и капризно отвернуться от истинно достойного. Но есть сила подлинно­ го искусства и суд времени, и какие бы ни предпринимались попытки помешать свер­ шиться этому суду и исказить значение большого искусства, оно, искусство, в кон­ це концов найдет признание. Леонид Мартынов не был обласкан сла­ вой. Современники с большим запозданием по-настоящему стали осознавать масштабы могучего таланта поэта. Творческий труд его увенчан высокими премиями, при жизни вышло трехтомное собрание сочинений. Но истинное признание поэта Леонида Марты­ нова — впереди.